Полюшко-поле   ::   Можаев Борис

- Батя! - крикнул Степка и бросился к отцу. - Ты что? Смерти захотел?

- Пусть давит, гад.

- Да что ты? Что ты?!

Вместе с Иваном они схватили отца за руки и отвели почти из-под колес.

- Пустите меня! Пустите, говорю!

Егор Иванович разбросал сынов и схватил увесистый булыжник:

- Убью гадов!

Круглое, увидев булыжник, отпрыгнул в сторону и в момент обогнал комбайн. Егор Иванович бросился было за ним, но его опять схватили сыновья...

- Батя! Да ты что? Перестань... Успокойся.

- Ах, гады! Ах, мироеды! - ругался он, но движения его становились какими-то вялыми, и наконец он затих, понуро опустив плечи.

А комбайн уходил все дальше по полю, и все длиннее становилась оголенная полоса на зеленом поле. И, глядя на эти юные стебли, еще только что шелестевшие на ветру, а теперь недвижно лежавшие на стерне, Егор Иванович тихо плакал, не вытирая слез...

На Бобосово поле Песцов пришел только пополудни. На стерне стоял грузовик; вокруг него орудовали с вилами бабы, навивали кукурузу. Егор Иванович безучастно сидел в стороне, курил. Увидев Песцова, он вроде бы очнулся, но продолжал недвижно с удивлением смотреть на него, как на неведомую диковину.

- Не узнаешь, что ли, Егор Иванович? - сказал Песцов, подходя.

- Матвей Ильич! Неужто вернулся?

- Как видишь.

- У нас остаетесь? Насовсем?

- Остаюсь...

- Матвей Ильич, дорогой! - Егор Иванович вскочил, засуетился. - Да вы садитесь. Вот хоть на камушек. Вернулись? Ну, спасибо! Обрадовали старика... Садитесь вот сюда...

- Да вы не хлопочите. - Песцов присел.

- А меня, видите, как обстригли, - кивнул Егор Иванович на скошенную кукурузу.

- Слыхал... Вижу...

- Грозятся и остальную срезать... И звенья разогнать.

- Это мы еще посмотрим, кто кого разгонит! - раздувая ноздри, сказал Песцов.

- Вот это по-нашему, Матвей Ильич. Правильно! С ними только так и надо, лоб в лоб. - Егор Иванович столкнул кулаки.

- Я слишком много говорил, но мало делал, - ответил Песцов. - А для них слова, что горох. Они прут напролом, как слоны. Нельзя им уступать ни вершка.

- Ведь что делается, что делается! Одни с прутиком ходят, контролируют тебя да распоряжаются... Другие, вроде Петьки Бутусова, не работают, а вперегонки играют. Ведь он не пашет, а словно на пожар чешет. И на меня же злится, что я из этой игры в перегонялки вышел.

- Ничего, Егор Иванович, скоро мы с этой игрой покончим. - Песцов встал и после некоторой заминки спросил: - А вы, случаем, не знаете, где агроном?

- Надя? На дальние отгоны поехала.

- Я, пожалуй, пойду, Егор Иванович, - заторопился Песцов. - Вы уж извините, что ненадолго. В следующий раз поговорим.

- Конечно! - с радостью подхватил Егор Иванович. - А то что ж? Разговор, он и есть разговор. А дела прежде всего.

Километров десять отмахал Песцов, не передохнув, - пришел на отгоны уже в сумерках. Доярки отправились в стадо, и на станах не было ни души. "В стане ей нечего делать, - подумал Песцов. - Может быть, возле речки где-нибудь бродит. Поискать надо..."

Надя решила заночевать у доярок на дальних отгонах. Более всего она боялась остаться теперь на ночь одна, да еще в своей пустой избе с этими голыми холодными стенами.

Пока девчата доили коров, она долго, до устали гоняла на велосипеде по вечереющим лугам. Потом отыскала то укромное озерцо, где Песцов сорвал для нее нелюмбию, села у самого берега в высокую траву да так и затихла, опершись подбородком на колени.

И, словно с ней за компанию, притихли камыши, и листья, и вода. Ничто не шелохнется, нигде не шумаркнет... Будто все живое повымерло, застыло. И когда на дальнем берегу от темного кустарника поплыли, потянулись над травой белесые жидкие пряди тумана, она зябко повела плечами и еще плотнее обхватила колени.