Последний барьер   ::   Дрипе Андрей Янович

Возможно, надо будет прикинуться паинькой, малость подурачить этих простофиль в форме, но когда он вновь выйдет на волю, то возьмется за дело по-настоящему.

Вполне вероятно, что сейчас мысли Николая могли иметь приблизительно такое направление. Об этом говорит и поза воспитанника, и еле приметная ухмылка в уголках рта, и то, как небрежно он кладет ногу на ногу. А взгляд! Так, наверно, смотрит на вражеского солдата-конвоира плененный генерал. Удивления в глазах Николая уже нет, зато возросло нетерпение.

"Этот, наверно, тоже стушевался, не знает, с чего начать расспросы", говорит его взгляд, и видно, что у мальчишки нет ни малейшего представления об истинном положении вещей.

Нелегко говорить, когда перед тобой такое вот недалекое и наивное, но невесть что мнящее о себе существо. И воспитатель, обдумывая первую фразу, распрямляет кулаки, глядит на свои длинные, тонкие пальцы, снова сжимает их и поднимает взгляд на воспитанника. Николай Зумент - семнадцатилетний бандит, продукт целой вереницы печальных и взаимосвязанных причин. У Николая есть характер, умение подчинять, коноводить и организовывать; он смел и всегда готов пойти на риск. До сих пор эти способности находили лишь отрицательное применение. Как повернуть их в противоположную сторону?

Надо искать контакт. Это значит, надо наблюдать, познавать характер, приучать к себе, надо навязывать свою волю, раскрывать, побуждать, надо воспитывать, заботиться, надо, надо, надо... Их десятки, этих "надо", но нигде не сказано и не написано, каким образом их приложить к сидящему перед ним юному Николаю Николаевичу Зументу. Об этом не говорится ни в одном из методических писем, ни в одном учебнике психологии или сборнике статей по педагогике.

Конечно, где-то есть "ключик" для контакта, наверняка где-то он есть, а сейчас придется обойтись теми крохами сведений, которые удалось собрать. Надо создать у него впечатление, будто бы известно горазда больше. Киршкалн откидывается на спинку стула, тоже кладет ногу на ногу и начинает:

- Ну-с, вот и встретились. Помнится, на воле ты носил совсем другую прическу. Под Ринго Стара.

- А вы откуда знаете? - Зумент огорошен и забывает скрыть свое изумление. Он ожидал любого начала, но не этого.

- Почему бы мне не знать? Ты ведь почти каждый вечер болтался у кино "Звайгзне", чесал язык с девчонками и лизал "эскимо".

- Вы тоже из Чиекуркална? - осторожно спрашивает Николай. Теперь он пристально изучает лицо воспитателя.

- Все может быть, - уклончиво говорит Киршкалн. - Дело ведь не в этом. А такую девочку - Монику Озолинь ты не знаешь?

- Нет, - отвечает Николай после короткого раздумья, затем вдруг спрашивает, о чем-то вспомнив: - А это не Букаха?

- Нет, Букаха маленькая. Моника - девица статная, волосы длинные, под "колдунью". Да хотя где тебе знать, она с вашими не путается.

- Из святых, наверно, - ворчит Николай понимающе. - Знаем и таких тоже.

- Может, еще вспомнишь. Она с тобой на вечере танцевала. Да это неважно. Просто к слову пришлось, - отмахивается Киршкалн. - Но вот засыпался ты быстро. Или милиция поумнела, а?

- Милиция?! Черта с два! Это мы сами зарвались.

Надо было поаккуратней. Если бы в этот раз обошлось, Жук еще не один год давал бы дрозда на Чиекуре! - Он кривит рот и хмыкает. - "Милиция поумнела"! Ну и сказанули!

- Сколько ты получал на последнем месте работы? - меняет тему Киршкалн.

- Восемьдесят. Гроши! - небрежно бросает Николай. - Никто на это не проживет.

- Ну, а по-твоему, сколько надо?

- Сотни три, четыре. На работе разве столько получишь? А мы, бывало, за один вечер хрустов сто сшибали.

- Восемьдесят рублей - нормальная зарплата.

Бухгалтеры, например, продавщицы, многие служащие зарабатывают не больше.

- Вы чего, шутите? - усмехается Николай. - Они же не на зарплату живут.

- А на что?

Николай подмигивает.