Правила одиночества   ::   Агаев Самид Сахибович

Маша подошла к висевшей на стене картине и стала протирать раму. Затем перешла к другой. Картины висели на каждой стене, их было около десятка: пейзажи, натюрморты. Протерев раму, Маша некоторое время рассматривала картину, затем бралась за следующую. Караев наблюдал за ней, медля уходить.

– Вы художник? – спросила Маша.

– Нет, – ответил Караев, – я инженер-технолог пищевого производства, специализировался на консервировании продуктов.

– Зачем же вам столько картин? Вы что же, всюду их возите с собой? Странно.

– А ты хотела бы, чтобы я возил с собой консервы?

– Нет, просто вы технарь, я подумала…

Она не договорила, и Караев, не дождавшись окончания фразы, пояснил:

– Видишь ли, дорогая, дело в том, что я не только технарь – я еще и эстет.

– Господи! – шутливо взмолилась девушка, – как же с вами сложно; вы и технарь, и эстет, еще и мизантроп. Чем же, интересно, вы в Москве занимаетесь?

– Торгую на рынке. Помедлив, он добавил:

– Ну вот мы и спустились с небес на землю.

– Как же вы – с такими способностями – и на рынке торгуете?

В голосе девушки звучало плохо скрываемое злорадство.

Караев долго подбирал слова для ответа.

Комбинат, на котором он работал, обанкротился в первый же год перестройки. Некоторое время он торговал на рынке иранским ширпотребом, менял валюту, перепродавал мандарины. Устроиться на работу в городе не было никакой возможности. Все предприятия в скором времени остановились, а в бюджетных организациях вакансий не бывало годами, а если и появлялась, то для поступления на работу требовалась взятка, которую Караев не в силах был заплатить. Приятель, местный судья, будучи как-то раз в подпитии, сказал ему, что для того, чтобы стать судьей в городе, нужно заплатить взятку в пятьдесят тысяч долларов. «Так вот, – продолжал судья, – чтобы человеку окупить свои расходы, нужно невиновного посадить и виновного отпустить, за мзду, естественно. В любом случае, даже если бы кто и ссудил Караева деньгами – а судья предлагал свою помощь – Караев не смог бы работать, так как не располагал таким завидным характером, чтобы вымогать у людей деньги и безмятежно жить после этого. Кроме того, ежемесячно чиновник любого уровня обязан был передать вышестоящему начальству определенную сумму. Почти вся государственная машина Азербайджана работала по такому принципу. Деньги у населения вымогались даже там, где, казалось бы, не за что вымогать. Один из его нынешних работников, молодой азербайджанец, гражданин России, хотел жениться на девушке из Азербайджана. Когда он пришел с ней в тамошний ЗАГС, с него потребовали справку о том, что у него в России нет жены. Он вернулся в Москву, пошел в районный ЗАГС, попросил справку. «Мы не даем таких справок, – плохо скрывая раздражение, сказала заведующая. – И у вас в Азербайджане об этом прекрасно знают, и все равно продолжают гонять сюда людей». Парень вернулся, но убедить работников азербайджанского ЗАГСа в том, что он не женат, не сумел. Документы не принимали до тех пор, пока он не дал взятку.

Караев поездил по России, Украине, Белоруссии, затем вспомнил студенческие годы и подался в Москву. Пытался устроиться по специальности, но государственные предприятия находились в состоянии коллапса, а частные пищевые производства только проходили пирожково-чебуречную стадию. Многие его однокурсники работали в системе Агропрома. Пользуясь связями, стал заниматься посредничеством, купил торговую палатку на окраине города, затем взял в аренду продовольственный рынок.

– Ничего не поделаешь, – наконец сказал Караев, – голод не тетка. Жизнь навязывает нам свои суровые условия существования. В нашем городишке, на юге Азербайджана, в советские времена находился крупнейший в стране консервный комбинат.