Пурпур и яд   ::   Немировский Александр

— Клянусь всеми богами! Меня послал Неоптолем! Да, где же послание твоего высокочтимого брата?

Он стал с невозмутимым видом искать что-то за краем гиматия и наконец под видом письма протянул Алкиму пустую ладонь.

Алким с улыбкой пересыпал монеты во влажную ладонь боспорца.

Закрыв за лазутчиком дверь, он подошел к занавесу, отделявшему пространство за колоннами, и отдернул его. Диофант сидел, опершись щекою на кулак. На его губах блуждала загадочная улыбка.

— Ты напал на верный след, — молвил синопеец. — Если пойти по нему, он приведет тебя к тем, кто не погнушался услугами папы Харона. Допустим, им удалось осуществить свой коварный замысел…

— Что ты говоришь! — воскликнул Алким.

— Ты меня не понял. Занавес, за которым ты меня посадил, создал иллюзию театра. Я представил себя автором древней трагедии. Я разработал ее сюжет до конца. Зрители станут актерами. Но они не должны догадываться о благоприятном исходе. Тем значительнее будет эффект! Правду должен знать лишь один Моаферн. Он будет в этом представлении хорегом. Итак, действие первое. Оно начинается в гавани Пантикапея. Ты передаешь Гриллу приказ выйти в море. Как только из виду скрываются берега, ты сообщаешь кормчему и команде, что скончался Митридат, отравленный врагами. Вы поднимаете черные паруса и плывете в Синопу…

Южная гавань густо заполнена толпой. Никто не заставлял всех этих людей стоять на солнцепеке. Никто даже не объявил им, когда прибудет тело царя. Но каждому хотелось проститься с Митридатом.

В толпе можно было увидеть не только синопейцев, но и жителей соседней Армены. Амасийцы прислали послов с жертвенными дарами, поручив оставить их на могиле. Трапезундцы принесли искусно отлитую золотую доску с портретом юного царя в профиль и надписью: «Хайре, Митридатос!» Многие привели с собою детей, и они залезли на постаменты статуй. Те, кому не хватало места в гавани, устроились на палубах кораблей, увешанных черными полотнищами.

В ожидании корабля с телом кто-то рассказывал о силе и ловкости Митридата, покорившего дикого скакуна. Женщины, склонив посыпанные пеплом головы, плакали. Даже мужчины не могли удержаться от слез. Ушел царь, подававший великие надежды. Если бы не зависть богов, он стал бы славой Понта и грозой Рима. Выученики философов, длинноволосые и неопрятные юноши, воспользовались случаем, чтобы заклеймить суеверие толпы. Считалось, что зажегшаяся в день рождения Митридата кровавая комета предвещает его семидесятилетнее царствование, наполненное войнами, власть над четвертой частью ойкумены. А царь умер семнадцати лет, не обладая даже отцовским царством.

Все разговоры и толки были прерваны появлением триеры. Знатоки сразу же узнали флагманское судно боспорского флота «Парфенос». Удивительно было, что на мачтах белые паруса. Кто-то уже поносил этих боспорцев, не отдавших почестей останкам царя. Но ни у кого не вызывало сомнения, что именно на этом корабле находится тело Митридата.

Удивление боспорцев, еще издали видевших корабли с черными полотнами и огромную толпу, заполнившую гавань, было еще большим.

— Что случилось? — спрашивали они, сойдя на берег.

— Это вам лучше знать, — отвечали синопейцы. — Где тело Митридата Эвпатора?

— Он провожал нас и просил передать вам привет.

Синопейцы оторопели. Кто же распространил известие о смерти Митридата? Вспомнили, что оно пришло из Лаодикеи, что о смерти царя объявил от имени убитой горем царицы Ариарат.

— В Лаодикею! — раздались крики. — В Лаодикею!

Толпы хлынули к воротам. На молу остались одни боспорцы. Они до сих пор ничего не могли понять.