Саддам Кадмон   ::   Смирнов Алексей

Правый Клык метил на вакантное место Ладони, так как будущее духовное тело страны, Саддам Кадмон, пока что оставалось безруким. Демина, статус которой окончательно легализовался, вернулась к молочному делу и стала для секты своеобразной визитной карточкой.

Никто не работал; кормились, чем Бог пошлет. Вербовка новых Божьих членов, порученная Брату Лбу, шла со скрипом.

Брат Лоб выходил на бульвар и приступал к поискам. Заметив на лавочке какого-нибудь бездельника, Лоб подсаживался к нему и озабоченно басил:

- Что ты тут газету умиляешься, читаешь? Вот помрешь - там тебя ждет кое-кто.

Несмотря на это, дела у секты шли лучше, чем можно было ожидать. Брат Ужас мог, если б знал о них, гордиться собой: там, откуда он шел и где был просветлен, единодушие и массовость были вызваны коллективным отравлением. Здесь же никто не травился, хватило малого, благо население Густышина давным-давно созрело для понимания радикальных идей.

Брат Мозг читал закрытые лекции.

- Каждый орган уникален, - провозглашал он. - Палец, ковыряя в носу, не видит цели, но хозяин видит. Палец же наполнен его волей, которую постигает лишь частично, как идеальную идею ковыряния в носу. Но целое не сильнее ли части, маловеры?

Маловеры смущенно ежились.

- Оставь сомненья всяк сюда входящий, - назидательно предупреждал Брат Мозг. - Бог испугался, что станут, как боги. Значит, могли?

Все шло достаточно гладко. Каждую субботу проводилось мистическое построение. Это мероприятие происходило за городом, на лесной опушке, до которой было рукой подать. Начинали, как уже говорилось, с живой пирамиды, но члены множились, и вскоре колосс зашатался, а однажды упал. Тогда решили строиться лежа. Пролетавшие вороны и стрижи удивленно смотрели вниз: там, в ненадежном удалении, раскидывала руки и ноги фантастическая фигура. Правая грудь попрыскивала белым.

Фигура росла; к каждому новому сбору объявлялись и прирастали свежие анатомические детали: суставчики, мышечные тяжи, мелкие кости; один раз явился Правый Глаз, но его вскоре выбили за попытку раскола. Нас в дверь, мы - в окно; Глаз объявил себя Третьим и обещал спрятаться, однако не помогло, выгнали с позором и пригрозили на прощание чем-то ужасным.

Еще одна ссора возникла между Братьями Лбом и Мозгом; Лоб считал себя единственным законным хранителем волшебного имени и не понимал, почему это имя узурпировал Мозг; он требовал открыть тайну и сделать как надо, то есть чтобы на построении Мозг укладывался ничком, а он, Лоб, как и положено, садился сверху, распространяя лучи; ему тоже показали шиш, обозвав буквоедом и книгочеем. Лоб сдался, и все осталось, как было: то есть Мозг садился, венчая собой конструкцию, а впереди сажал Лба, из-за которого вещал, как это делал косноязычный Моисей с Аароном.

Грибники и древние бабушки, склонные к старческому бродяжничеству, обходили собрание стороной.

Но вот стряслась нежданная беда: с Братом Мозгом приключился удар. Брат Ужас, вкладывая в сосуд сокровенное знание, не озаботился выбором и поиском, а емкость оказалась дрянь, с изъяном, и вот рвануло. Мохова положили в больницу, и он лежал, подавая с койки какие-то грозные знаки.

- Левой рукой, - насмешливо уточнил Брат Лоб, навестивший больного в компании жизненно важных органов. - А правая-то отсохла!

И принял власть.

Вместо секты постепенно стала шайка. Лоб, личность с уголовным прошлым, забеспокоился о материальном обеспечении, и Прообраз приступил к лихим делам. Строились свиньей, расхаживали по лесным дорогам; грабили всей фигурой. Городские обыватели из тех, что не участвовали в Саддаме, взвыли.

- Этот... как он... джихад, - говорил Брат Лоб, подсчитывая выручку.

Выстраивая Кадмона в клин, он запихивал внутрь самых робких и нерешительных.