Саддам Кадмон   ::   Смирнов Алексей

Органы смешались, и комплексный разбойник вывернулся наизнанку. Опять появились недовольные, которые считали Соборное Существо по определению мирным и не любящим насилия. Кто-то даже усмотрел в этом тень Первородного Греха - не столь космического, как тут же уточнял этот кто-то, и сущностно отличного от того, неповторимого, с которого все началось, но все же здесь было падение, осквернение светлой идеи.

Фигуру залихорадило; распад мог случиться в любую минуту.

Помогла милиция, которая сняла с повестки дня вопрос о властных полномочиях Брата Лба. Вавилонская башня угодила в засаду, и было много чего. ОМОН выдрал клочья волос, отбил Саддаму печенку, переломал руки-ноги. Лоб понес Божье Слово в тюрьму, а те, что уцелели, до поры затаились. И бесхозное знамя было подхвачено Братом Чрево.

В миру он слыл любознательным человеком, падким на всякое новое. В свободное от построений время он рыскал по поездам, приторговывая мелкими предметами религиозного культа. Часто можно было слышать: "Картинки липучие, на пасхальные яйца, с изображением Бога! Один Бог - пятнадцать рублей, два Бога - двенадцать, три - на десяточку". Читал все и верил всему - например, доктору Кандыбе, который написал нечто о Святом Граале, где, в частности, утверждал, будто "известны сотни случаев, когда люди, разбив камень, находили в нем живую жабу". Брат Чрево уверовал и две недели говорил только о камнях. Он не был чужд целительству, любил хиропрактику и сам немного ею занимался. Покуда шло следствие, он успел увлечься соматотропной терапией в ее густышинском варианте, понятном простому человеку. Как-то однажды его, помещенного в забытую внутриутробную позу, озарило.

Трудно сказать, чем было вызвано это озарение. Брат Чрево и сам понимал, что навряд ли в далекие времена, когда он блаженным зародышем плавал в теплых околоплодных водах, его всерьез интересовали проблемы безгрешного существования. Возможно, он только задумался - когда понял, что делает что-то не то, прорываясь на свет и раздирая в кровь уютную материнскую утробу, ибо та в одночасье сделалась страшной и угрожающей, давила со всех сторон, вынуждая его бороться за жизнь, которая еще неизвестно, какая будет. Задумался не в полном смысле слова, просто запомнил, зафиксировал в предательском биополе то, что теснило, сжимало и плющило его со всех сторон. И вот оно восстановилось, преображенное в зрелую мысль. В которой, как часто бывает, не прослеживалось никакой связи с исходными грустными воспоминаниями.

Короче говоря, он решил, что дальше Кадмону совершенствоваться некуда. Решение близко, достаточно просто протянуть руку и взять.

- Во Кадмоне умрем, во Кадмоне и воскреснем, - буркнул Брат Чрево, внимательно листая популярную брошюру.

А ночью обокрал бедную церквушку. Дело простое, да и навык уже был, но взял немного: церковное вино, несколько бутылок кагора. Оно, конечно, оставалось обычным вином, без примеси мистики, но Чрево положился на общую одухотворенность складского помещения.

- Ну не в ларьке же брать, - сказал он себе и назначил общее собрание.

Никто не удивился тому, что руководящие функции спустились сверху вниз, сосредоточившись во чреве. Пришли не все, в Саддаме случилось брожение: сила Брата Ужаса, воспринятая Моховым во всей полноте, по удалению от зоотехника ослабевала, и в низших членах аукалась малой толикой первичной энергии. Кроме того, многие находились под следствием и дали подписку о невыезде, особенно на опушку. Таким образом, влияние перводвигателя уменьшалось по мере отдаления от центра. Это привело к тому, что на опушке сложилось только кадмоново туловище, да и то кое-как, худо-бедно, плюс прилепились верные Ороговелости.

Стояла поздняя осень.

- Nevermore! - каркали вороны, но общество не знало языков.