Сент-Женевьев-де-Буа   ::   Юденич Марина

Но теперь с этим ничего поделать было нельзя и в душе она желала, чтобы он поскорее покинул дом, женившись или поступив на военную службу Плохо было то, что они непременно утащат с собой Ирину — семнадцатилетнюю красавицу — младшую последнюю дочь, но и с этим даже бороться не было у нее сил К тому же страшное подозрение вот уже несколько месяцев снедало ее душу — глаза Ирины и без того огромные, последнее время казались ей неестественно расширенными, словно безумными, блестящими фарфорово, как у дорогой искусно исполненной куклы, речи были туманны и невнятны. Она бывала лихорадочно активна, все порывалась что-то делать — писать стихи, сочинять музыку, немедленно ехать в госпиталь и там ухаживать за самыми тяжелыми ранеными, потом вдруг начинала бранить государя и правительство доказывала неизбежность и необходимость срочных революционных перемен, а потом надолго впадала в апатию, более напоминающую транс и часами сидела, не меняя позы и не отводя невидящих глаз от какой-то одной случайно избранной ею точки на стене или в оконном проеме Она все более утверждалась в мысли. что дочь сражена порочным недугом наркомании и не знала способов и путей с этим бороться Все чаще ей становилась известно, что Ирина сопровождает брата во всех его похождениях и теперь они оба возвращались домой под утро, почти не таясь и лишь слегка приглушая голоса, проходя мимо ее комнаты, а после до самых сумерек оставались в постелях. выходя к чаю, когда уже зажигались под окнами особняка газовые фонари, измотанные и помятые будто и не спали вовсе весь минувший день Она почти не говорила с ними, если не считать обыденных фраз, без которых просто невозможно обойтись, живя под одной крышей и совершенно не имела представления, как будут жить они дальше В будущем мерещилось ей что-то ужасное настолько, что она даже не могла себе представить этого в более ли менее определенных картинах, и от этого сердце в груди почти переставало биться, замирало предчувствуя словно скорую страшную кончину Ужасным было и то, что ей не кому было рассказать о постигших ее бедах и страданиях Несколько лет назад она овдовела и кроме двоих детей рядом теперь не было ни одной близкой души Делиться же подобным с приятельницами не принято было в их кругу, да хотя бы и в память о покойном муже, она никогда не посмела бы вынести такой позор из величественных стен своего прославленного дома В молодости очень близка душевно была она со своей сестрой — Ольгой, но та каким-то совершенно непостижимым образом — потому что и увлечения, и круг чтения, и верования и представления о жизни у них, как казалось ей, были безумно схожи, вдруг решительно отреклась от мирской жизни, со страшным скандалом покинула родительский дом и приняла постриг в одном из небольших монастырей на юге России Они переписывались изредка, но все реже и реже, потому что каждой из них жизнь другой казалась далекой и неинтересной — писать, стало быть, было не о чем. Сейчас ей было лишь известно, что сестра жива и по-прежнему монашествует далеко на юге. Но мысли написать ей о своей теперешней боли не приходило в голову — Ольга стала совершенно чужим ей человеком, даже облик ее в памяти бы размыт и переменчив, иногда сестра вспоминалась ей одной, а иногда в совершенно иначе, и, перебирая иногда, в минуты особой тоски старые семейные фотографии она с удивлением смотрела на молодую девушку с глубокими, тогда уже строгими, задумчивыми глазами и тяжелой темной косой, переброшенной через плечо Громко хлопнула дверь парадной — дети покинули дом, ей не хотелось даже думать о том, куда они направятся теперь Стараясь не шуметь, прислуга убирала посуду в гостиной, боясь потревожить сон хозяйки Была половина четвертого утра.

Наступил год одна тысяча девятьсот семнадцатый В девичестве ее звали княжной Ниной Долгорукой, теперь же ей шел пятьдесят третий год и она звалась баронессой фон Паллен.