Славянская тетрадь   ::   Солоухин Владимир Алексеевич

А во-вторых, получается по звучанию, по музыке более вяло, невыразительно, пропадает этакая требовательность в интонации воеводских слов. Если же поставить: «Даешь, даешь ли?», чтобы сохранилась метрика, то ведь «даешь» у нас сразу ассоциируется с кличем конников в гражданскую войну «Даешь!». Даже песня была: «Даешь Варшаву, дай Берлин, уж врезались мы в Крым».

Или, например, выражение «Море, воевода». Оно, значит, по смыслу несколько презрительное, дескать, и говорить-то не стоит: «Оставь, воевода!» или «Брось, воевода!» Но первое – недостаточно энергично. А второе – слишком фамильярно. Придется писать просто: «Нет, воевода!» Но в «нет» нет уж презрительного оттенка. Нет оно и есть нет.

А как легко звучат, например, с точки зрения музыки слова «Главу си давам». А ведь по-русски придется ставить обыкновенное: «Отдам тебе голову!» или «Возьми мою голову!»

Я об этом говорю подробно, воспользовавшись удобным примером: текст оригинала более или менее понятен русскому читателю. Значит, можно сопоставить и убедиться, что адекватности перевода стихотворения или песни быть не может. Когда перевод сделан с английского, или с японского, или с таджикского, или с монгольского, или с якутского, вовсе уж невозможно проследить, как там обстоит дело с сохранением той или иной интонации, того или иного тонкого оттенка чувств. Чаще всего получается, что переводчики пишут новые стихи по-русски на ту же примерно тему, на которую написан оригинал. В этом случае оригинальный поэт (таджик, якут, монгол) никак уж не может выглядеть талантливее, интереснее своего переводчика. Способность переводчика в этом случае – потолок способности и самого поэта, будь он хоть семи пядей во лбу. Его задача сводится к тому, что он дает своими стихами темы, на которые и пишутся приблизительные, чаще всего бездарные стихи.

Французы и итальянцы, я слышал, давно уж отказались от так называемых переводов стихотворений на свой язык. Они поступают честнее: они пересказывают смысл стихотворения и этим как бы говорят: «Вот о чем написано это стихотворение Блока». А если вы хотите насладиться музыкой блоковского слова, тонкостью интонационных переходов, то учите русский язык и читайте поэта на его родном языке. Это единственный способ познать и оценить поэта.

Однако мы все еще сидим в ночном баре «Астория» и поем болгарские народные песни. Вот о чем была самая коронная песня, спетая нами:

– Ну, отдаешь ли, балканец гордый,

Красавицу Яну в турецку веру?

– Нет, воевода, отдам тебе голову,

Сестру не отдам в турецкую веру!

Набросились, руки ему отрубили,

А отрубивши, снова спросили:

– Ну, отдаешь ли, балканец гордый,

Красавицу Яну в турецкую веру?

– Нет, воевода, отдам тебе голову,

Сестру не отдам в турецкую веру.

Набросились, ноги ему отрубили,

А отрубивши, снова спросили:

– Теперь отдаешь ли, балканец гордый,

Красавицу Яну в турецкую веру?

– Нет, воевода, отдам тебе голову,

Сестру не отдам в турецкую веру.

С ножом набросились, ослепили.

И в этот раз ничего не спросили.

Уводят, уводят красавицу Яну

С гор, через поле в турецкую веру.

– Оставайся с богом, брат мой Йова!

– С богом прощай же, милая Яна!

Ног моих нету – тебя проводил бы,

Рук моих нету – тебя обнял бы,

Глаз моих нету – тебя увидеть.

Уводят, уводят красавицу Яну

С гор, через поле в турецкую веру.

Не то чтобы, как это было в Петриче, в корчме, все вдруг встали и запели вслед за нами – как-никак столица. И публика в ночном баре другая, нежели в простонародной корчме. Но все же не могла не пронять песня даже и эту публику. За соседними столиками подпевали. Поодаль слушали одобрительно и просветлев. Джаз замолчал на это время.