След человека   ::   Москвин Николай

Больше не будет...

Но Софья Васильевна, возбужденная и молчаливая, досмотрела картину до конца: может быть, девочки вчера снова переговаривались и еще что-нибудь пропустили...

В автобусе они говорили о шинели, которую он снял перед люлькой. Все становилось на прежнее место: кинооператор повстречал отца когда-то на фронте, а дальше было известное, уже пережитое - март сорок четвертого года... Однако Лизе не все было ясно.

- Но то, что мы видели, - это же не фронт! - говорила она.

Автобус шел по солнечной стороне улицы, близко к домам, и жар нагретого камня проникал в открытые окна машины. Софья Васильевна медленно обмахивалась газетой. Ей не хотелось говорить: увиденное еще стояло перед глазами, и она как бы вглядывалась в него.

- Ну что ты! - Она ответила не сразу. - Почему не фронт? На фронте не только стреляли, но и строили.

- Но ты, мам, помнишь надпись: "На освобожденной земле начинался труд"? Кто же начинал восстанавливать? Не военные же! Ведь война тогда еще не кончилась, а только дальше ушла. Военные-то на фронте были нужны, а папа вдруг тут!

- Чем же тогда объяснишь, что на нем шинель с погонами?

Лиза не ответила, отвернулась к окну. Автобус стоял, и в открытую дверь его медленно втягивалась очередь. Последним подошел худощавый человек с рулоном ватмана под мышкой. Он прихрамывал.

- А знаешь, как Варин дядя! - вдруг сказала Лиза. - Из-за раны был демобилизован и стал работать. Пока пальто не сшил, ходил в шинели.

- Без погон.

- Ну да, без погон... - И Лиза, помолчав, вернулась к своей мысли: - Не мог папа восстанавливать какую-то плотину, если война не кончилась... Подожди, мама! - прервала она себя. - А не бывает, что военные части в мирное время, после войны, помогают каким-нибудь стройкам? Ведь если это бывает, то тогда и с шинелью и с погонами все правильно. Он сейчас на военной службе и где-то помогает. Может так быть?

- Ну, вообще-то может быть... Но ты одного не понимаешь: отец, где бы он ни был, приехал бы, давно бы написал.

Для Софьи Васильевны все было ясно: хроника эта старая, снята во время войны, потом пришло извещение.

Нет, надежд никаких... Но вот на экране плотина, люди - видимое, живое место на земле, где Михаил действительно работал, жил... Может, это и было последним его местом. Тут даже яснее, чем у Настасьи Тимофеевны с "Дуката". Та начинала со слов, с догадки, а здесь все явное, все верное...

Софью Васильевну охватило чувство: вот сейчас же, немедля, поехать туда, узнать о нем, услышать...

Она отвернулась к окну автобуса и стала смотреть на улицу. Нет, школа, занятия - не уедешь. Надо пока хоть разузнать.

Это было начало. Потом навели справки: плотина, которая фигурировала в фильме, оказалась Завьяловской. Это далось легко - плотина была знаменитая.

Но о том, когда снимали, узнали только общее, неопределенное: после освобождения Завьяловска, когда начали восстанавливать гидростанцию. Однако сюда могли войти кадры и из более позднего периода - ведь эта станция до сих пор восстанавливается.

Софья Васильевна вздыхала. Впрочем, и у Настасьи Тимофеевны тоже вначале была неопределенность.

Послали запрос на имя начальника строительства.

Долго не было ответа. На второй запрос какой-то канцелярский старатель любезно сообщил: "Ваше отношение получено и передано в ОДТК". Что это за буквы, что они значат? Вскоре из этого "ОДТК" пришел ответ:

"В названном отделе такой не значится и не значился..."

Лиза удивилась: "Разве ты спрашивала о каком-то отделе, а не о всей стройке?" Софья Васильевна ответила: "О всей. Напутали..." И опять как утешение на память пришли другие искатели: у путешественника на станцию Гусино тоже на дороге были путаники...