Тлен   ::   Зуев Александр

Давай-ко, отсудимся. Стой, не шевелись!

Председатель быстро скинул бердан, подхватил на лету и выстрелил.

Махнул тяжелыми руками Епимах Извеков и повалился на бревна, выгнулся весь сразу мостом, заголилась рубаха на брюхе, пробкой выстал крепкий мужичий пуп.

И побежали в страхе на стороны мужики, завопили истошно бабы у бань, заревели ребята.

И крикнул тут председатель, ружье отбросил:

- Стой, не трону!

Подходили опять назад со страхом, смотрели издали. Пыжик выхватил из-под ног ружье и с оглядкой побежал.

- Не трону, конец! - сказал председатель.

- Пошто убил? - закричали старики.

Подбирались из-за бревен с кольями. И уж петухом скакал вокруг Пыжик, норовил схватить сзади покрепче, с налету.

Будто у себя спросил председатель:

- Убил то?

Обвел глазом по краю тайболы, ставшей вокруг поляны черным древним тыном, посмотрел на голые печки, грозившие кривыми перстами труб из раззора. Увидел на угоре свергнутую на земь, заваленную обгорелым ломом плиту последнюю славу героям Шуньги.

Глянул на низко бегущее над тайболой осеннее солнце и запавшие его глаза сразу дополна залились желтым, жидким огнем. Он не сказал ничего больше, только вытер ослепленные глаза и махнул рукой.

- А-а-а! - кинулись вперед старики.

Первый с визгом насел сзади Пыжик, схватились, нависли тяжелым грузом мужики и поволоклись все кучей к крайней бане, где сидел вчера пастух.

Тяжело прижали председателя к банной стенке, стеснили, не отпускали, не давали двинуться.

Набежал тут зять Епимахов: "пропустите!" Схватил за волосья Василь Петровича, навернул на палец густую чолку председателеву и заревел, как баба:

- Пошто мово батю уби-ил?

Завертел головой, слезы кулаком в грязь размазал:

- Ну, пошто? Убить тя мало-о!

- Бей его! - закричали из толпы.

- Зачинай!

- Первой рукой бей!

- Дери за волос, все одно смерть!

Дернул за чолку зять Извековский председателя, встряхнул тот головой, откачнулся. Потом побежал зять поискать, чем бы покрепче вдарить. Схватил лежали у баньки в куче закоптелые дресвяники с банной каменки, - схватил зять в обе руки по камню и подскочил опять к председателю.

Сказал, замахнулся повыше:

- Ну, руська рука единожды бьет!

Да кто-то ухватил тут зятя под локоть - бежал к бане Аврелыч, криком кричал:

- Стой! Люди! Сто-ой!

Вшибся с разбегу в самую середку, хрипел от задышки, глазом повел на раскинувшегося Епимаха, понял все сразу. Стал между зятем и Василь Петровичем:

- Вот что-ко. Послушайте, что скажу: кровь - не вода и стоит на счету. Сделаемся, люди, по закону, нельзя убивать самосудно.

- А он не убил? - завопили все. - На глазах убил.

- Погоди. Он убил, вы убьете, вас убьют, - что будет? Брось, ребята! Нам Шуньгу надо рубить на-ново... Хым... Не войну играть. Так понимаю?

Молчали. Сказал еще кто-то:

- Погорели, так ему, вишь, и то радость.

И опять загалдели, сдвинулись на-округ.

Оглянулся на всех Аврелыч и поджал губы:

- Того не знаете... не в себе он. Ума сдвинулся.

И тут отпустили председателя. Стоял он тихо, поникло смотрел в землю, как бычок под ножом. Волосьями завесился до самых глаз, а серые, потрескавшиеся губы сошлись крепко зашитой скважиной. Не поднял глаз, не сказал слова.

Распахнул Аврелыч баньку, позвал:

- Зайди, друг! Как тебе ходить на воле, - бояться тебя будут люди. Добром зайди.

И старики расступились на стороны, взгудели низко:

- Зайди!

Сам зашел председатель, быстро без оглядки заскочил в темную дверь. И прикрыл тихо дверь Аврелыч.

- Станови, х'оврю, чесовых! - засипел с натугой Пыжик и вытер рукавом пот.

Побежали мужики за ружьями. Заглянул еще Пыжик в дверную щель, видел тихо сидит на лавке председатель и голову опустил.