Тойбеле и ее демон   ::   Зингер Исаак Башевис

– Нет, – повторил помощник учителя и поспешно покинул лавку. От страха, что Тойбеле узнает голос своего ночного гостя, душа его ушла в пятки.

Летом, запахнувшись нагишом в кафтан, проделывая свой путь к дому Тойбеле задворками и под звездами, Алхонон испытывал лишь волнующую дрожь. Но пришла зима, грянули морозы, и в холодной передней, где он скидывал, а потом облачался обратно в кафтан, его так трясло от холода, что зуб на зуб не попадал. Впрочем, не это его заботило. Если накануне визитов к Тойбеле выпадал снег, то с рассветом он бесцеремонно предлагал любопытному взору проследить чей-то путь к дому одинокой женщины, которой не спится ночами, даром что в ее окнах не брезжит свет. К тому же Тойбеле могла заметить эти следы и обо всем догадаться. Но беда всегда приходит, откуда ее не ждешь: Алхонон простудился, и у него появился непрекращающийся кашель. В одну ночь его так его била лихорадка, что, даже забравшись в постель к Тойбеле, он не смог согреться. Боясь разоблачения, помощник учителя наскоро приготовил отговорки и объяснения, но его опасения были напрасны, ибо Тойбеле давно поняла: злому духу присущи все особенности и недостатки бренной сущности человека, а потому не слишком-то приставала с расспросами. Гурмизах потел, чихал, икал и зевал, и не составляло труда догадаться, если он ел лук или чеснок. Как и тело ее мужа, тело демона было волосатым и сухощавым, и кадык выпирал так же, и даже пупок был. Иногда демон бывал в шутливом расположении духа, а иногда грустил, и если грустил, то из его груди вырывался горький вздох. И ступни у него были человеческие, с ногтями и мозолями, а вовсе не гусиные. Как-то Тойбеле спросила Гурмизаха: «Отчего это так?» И демон ей объяснил: «Когда мы вступаем в связь с женщиной, то принимаем человеческий облик. Иначе она упадет замертво от страха».

Да, Гурмизах больше не вселял в Тойбеле ужас, она перестала бояться его злых проделок, привыкла к нему и полюбила. У помощника учителя, как и у всех лгунов, была короткая память, и Тойбеле нередко находила несоответствия, не запутавшись в многочисленных сказках и выдумках Алхонона. Например, он давно утверждал, что демоны бессмертны, и вдруг спросил:

– Если я умру, что ты будешь делать?

– Но дьяволы не умирают!

– Ты права, – опомнился Гурмизах, – их забирают на самый нижний уровень преисподней…

В ту зиму в городишке была эпидемия. С реки и лесов, с трясин подули скверные ветры, и не только дети, но и взрослые оказались сражены болотной лихорадкой. Моросил ледяной дождь, мрачную дробь отстукивал град, поднявшаяся вода снесла плотину, а штормовые ветры сломали мельничные лопасти. Как-то в среду, когда Гурмизах появился у Тойбеле ночью как обычно, она заметила, что тело его горит, ступни ног холодны как лед, что демона знобит и у него не выходит скрывать от нее свои стоны. И все равно в ту ночь он занимал ее историями о дьяволицах: как они соблазняют юношей и выделывают курбеты с демонами, как плескаются и озорничают в микве, как не щадят старцев, спутывая их бороды в колтуны. Но он был слишком слаб, чтобы овладеть Тойбеле.

Еще никогда он не был в таком жалком состоянии, и сердце внушило ей недобрые предчувствия. Она предложила Гурмизаху горячее молоко с малиной, и немедля хотела приготовить питье, как демон упредил ее отказом:

– Такие средства от болезней не для нас.

– Как же вы лечитесь?

– У нас кожный зуд и мы чешемся.

После он говорил немного и покинул Тойбеле задолго до рассвета, поцеловав на прощанье. Она лежала без движенья, прислушиваясь к осторожному шуму в передней. Тойбеле помнила, что демон вылетает через окно, будь оно даже закрыто или задраено, но скрипнула дверь, и воцарилась страшная тишина.