У храма Великой Скорби   ::   Шэ Лао

А когда выходили, до нас донеслось: "Полюбуйтесь! Выкормыши этого борова Хуана!"

На следующее утро старик Чжан Фу сообщил нам:

- Господин учитель заговаривается.

Пришел директор и велел отправить Хуана в больницу, как бы тот ни противился.

Но в этот миг к учителю вернулось сознание. Мы стояли за дверью и все слышали. Рядом с нами был этот тип, преподаватель ручного труда. Он все улыбался, посматривая на белую табличку с надписью "Инспектор" на дверях комнаты наставника, а перед нами прикидывался, что хмурится, словно его очень беспокоило состояние господина Хуана.

Мы слышали, как наставник сказал:

- Хорошо, я поеду в больницу. Но прежде позвольте мне повидаться с учениками.

- Где? - спросил директор.

- В актовом зале. Хочу сказать им несколько слов. Иначе никуда не поеду.

Прозвенел звонок. Собрались почти все ученики.

Старик Чжан Фу и директор под руки ввели наставника Хуана. Кровь просочилась через бинт, повязка, словно ядовитая змея, обвилась вокруг его головы. Он изменился до неузнаваемости. Войдя в зал, остановился, силясь открыть глаза - мешала повязка. Огляделся вокруг, словно искал среди нас своих детей, и склонил голову, не в силах держать ее прямо. И, не поднимая головы, тихо, но очень ясно произнес:

- Кто бы ни бросил в меня камень, я... я не в обиде!

Он вышел. Все замерли на несколько мгновений. Потом вдруг кинулись к выходу, догнали его - стояли и смотрели, как он садился в машину.

Через три дня он умер в больнице.

Кто его убил?

Дин Гэн.

Но в то время никто не подозревал, что это дело рук Дин Гэна.

Его прозвали Барышней, а барышни, как известно, не умеют бросать кирпичи.

Дин Гэну было всего семнадцать лет. Неизменная короткая курточка, лицо в красных прыщиках, глаза мутные, словно в них закапали лекарство. Угрюмый и молчаливый, он сегодня был хорош с одним, завтра с другим; иной раз сам вызовется в комнате прибирать, а иногда ходит по целым дням неумытый. Вот таким он был, наш Барышня, - на неделе семь пятниц.

Когда волнения улеглись, преподаватель ручного труда занял по совместительству должность инспектора. Наставник Хуан умер, и директор не стал доискиваться, кто повинен в его смерти. По правде говоря, никто точно не знал, чьих это рук дело.

Однако не прошло и полугода, как все узнали, что это Дин Гэн. Он не был больше Барышней, стал совсем другим человеком. Теперь он любил поболтать, чаще всего о вещах непристойных. Завел дружбу со всякими лоботрясами, попыхивал сигаретой - все сходило при новом инспекторе. Вечерами он где-то пропадал, по временам от него попахивало вином. Дин Гэн стал председателем ученического совета. Словом, с того злополучного вечера, когда погиб наставник Хуан, Дин Гэна словно подменили. Кто бы подумал, что Барышня способен убить человека. Но теперь он стал совершенно другим, и этот другой, по общему мнению, был способен.

Через полгода он сам об этим проболтался, скорее всего, из хвастовства, чтобы поддержать свою репутацию сорвиголовы. Больше всех этого сорвиголову боялся преподаватель ручного труда и по совместительству инспектор. Он даже заискивал перед Дин Гэном - понимал, что так безопаснее. После того как учитель Хуан покинул кабинет инспектора, наша школа перестала походить на школу.

Что заставило Дин Гэна бросить кирпич? По его словам, для этого было достаточно причин, одна другой основательнее. Но правды так никто и не узнал.

Видимо, Барышня просто дал волю своему "девичьему" нраву. Ведь он даже не посмел прийти на собрание, стоял и слушал под окном, ожидая, какой оборот примет дело. И тут на него нашло; может, ему показалось, что наставник Хуан в чем-то его обвинил, или он увидел его улыбку и подумал, что неплохо бы запустить кирпичом в это жирное лицо, или... неважно, как это пришло ему в голову.