Успеть проститься   ::   Лайков Михаил

Он и погиб казаком - на волчьей охоте. Силу и крепость дед Адама перенял от своего отца, молодость которого прошла в Сечи - казацком раю, где никто, сколько бы он ни прожил, не умирал от старости. Смерть находила казака на войне, в пути, на хмельной пирушке, но не в постели, замученного старостью. Рай тот казацкий, куда женщина, вечно искусительное семя, и на шаг не подпускалась, был разрушен по велению известной блудницы - царицы Екатерины. И с тех пор казацкая сила, рассеявшаяся по свету, стала хиреть и мельчать в потомках, чахнуть от трудов и болезней и казаки стали умирать - как все люди.

Отец Адама уже больше работал, чем праздновал. Но женился тоже поздно и умер не в родовом доме, который перестроил по-своему, а в кузнице, за работой.

Адам мало помнил отца. Запомнил его рассказы о чудесном: о казацких кладах, зарытых в степи, о сокровищах князя Славинецкого, утопленных в реке... Много чего знал отец, чего, может, не было на свете и быть не могло, а про то, что было, - войны и революции, выпавшие на его век, - говорить не любил. Остался от него Адаму в наследство дом, про который отец рассказывал, что построен он из корабельного дерева. Было, вспоминал отец, во времена его молодости: обрушился на Шумск небывалой мощи и ярости смерч, который затопил город водой, соленой, как слезы и пот, засыпал его морской травой, рыбой, медузами, обратил реку вспять, смыв в нее улицу домов, тюрьму, кладбище, и сбросил на двор Урусовых барк с изодранными в клочья парусами. В детстве Адам верил рассказу, но, когда вырос, не нашел ему подтверждения в архивных и исторических документах. К тому же и здание тюрьмы, в котором ныне находилась психбольница, было на месте, стояло невредимым со дня постройки. Никакого смерча, вышедшего из моря, не обрушивалось на Шумск при жизни отца. Это был явный вымысел, однако же среди кирпичных, саманных, сложенных из ракушечника домов Верхнего Вала их дом был единственный деревянный, и его темное, тяжелое, необыкновенной крепости дерево постоянно выделяло из себя какую-то едкую горечь, поистине морскую соль. Горечью этой отец лечил в детстве Адама все его болезни.

Мать свою Адам не помнил, она умерла, разродившись им. Ко времени нашего повествования о нем Адам был женат давно, хотя в своем роду, по своему возрасту и самочувствию, долго еще мог ходить в женихах. Вида он был приятного для глаз - округлого, нрава добродушного, но, как было отмечено в одной из служебных характеристик: "Способен на непредсказуемые поступки". Вообще, внешностью он походил на осеннего раздобревшего медведя, и голова у него была не голова, а башка, волос на которой рос густой, кудрявый, рыжей масти. В движениях он был спор, глядел бодро, весело, но, случалось, бывал сумрачным и вялым. С женой Адам прожил немало лет, а силу не потерял: когда завязывал шнурки на ботинках, иногда рвал их. Ботинки, рубашки, костюмы, галстуки - все, кроме белья, Адам покупал себе сам, не доверяя вкусу жены: она предпочитала блеклые тона, он любил яркие.

Дед Адама был человек удачливый, у него что задумывалось, то и получалось; отец - бесталанный, находящий отраду больше в вымыслах, чем в жизни; Адам - ученый, знаток иностранных языков. Стена в доме, на которой у деда висели икона и сабля, а у отца мандолина и фотокарточки в рамках, у Адама была занята книжными полками, сушеными бабочками под стеклом, моделями парусников. Книг, особенно словарей - переводных, толковых, энциклопедических - было множество. "От них в доме пахнет старостью", говорила жена Адама, не любившая запаха книжной пыли, но в ноздрях Адама эта пыль благоухала. Детей у них не было.

Утром того рокового дня, в который жизнь Адама переменилась самым неожиданным образом, его разбудили цыгане.