В один прекрасный день...   ::   Смехов Вениамин Борисович

Он нежно вынимал их из полевой сумки, эти желтеющие листья фронтовой переписки. – От кого ты убегаешь, я долго буду допытываться?

– Пап, как дела с фурункулом? – ответил сын.

… Изумленные глаза Ленки и Аллочки.

– Я что-нибудь не то сказал?

– Пап! Ты что?! Мы же опоздаем в редакцию!

– А что у вас сегодня – «Ревизор» или «Отелло»?

– Я не администратор, у меня нет билетов!

– Леня, это мама Леры Богатиной, меня зовут Инна Бобурина, но вы зовите меня просто Полина! Леня, куда вы бежите? Только честно.

– Нету билетов, Полина! – грубо отрезал Леонид. Его догнал главный администратор:

– Леня, ты циркач! Ты же обещал!

– Нету билетов, Семен Рувимович! – это он уже обижал директора своей школы, самого спокойного и умного, доброго и поэтичного учителя за всю жизнь. Директор поднял плечи, оттолкнулся от подоконника и полетел на работу. На ходу он смешно пыхтел, стихи уча.

– Стихи Владимира Маяковского прочтет Леонид Павликовский!

Буря аплодисментов. Слава богу, гром аплодисментов. Двадцать три минуты какого-то. Прошло три минуты, а билетов все нет, но есть покой и воля. Железная воля бывшего волейболиста. Вот он снова, как в детстве, взмыл над площадкой, над упруго натянутой сеткой… Мяч над головою… И солнце – над головою.

– Надо бить!

– Тишина в студии!

– Не буду! – грохнул Леня. – Из актеров я… Я из актеров… – Он чихнул, рядом свалился корреспондент.

– Димочка, ты великолепный мыслитель, но Дюма-мать – это вот с такой бородой.

– Не было у матери бороды, – вдруг обиделся главреж, гладя Тину Иванну по ее интеллекту.

– Не было у Дюма матери, – хором зашумели зрители, глядя вверх. Вверху царили сосны, солнце и мяч. Надо бить. Пора. Другого выхода не было. И Леонид пошел к выходу, а за ним – тридцать пять тысяч одних студентов. Тогда, поняв, что надо срочно делать выводы, он вторично оттолкнулся от земли, подпрыгнул и, набрав очень много воздуха, задержался в воздухе. Теперь он видел всех. А его было видно только двум дочкам. Они ели по желтому апельсину, не отрывая кожуры и не изменяя солнечной формы фрукта. Это было замечательно красиво. А над Москвой опускался вечер. И Москва была самым близким городом – и детством, и былью, и театром Леонида…

Книжка стихов выпала из спящих рук. В раскрытом виде застыла на полу. Тетя Лиза откашлялась в своей комнате. Дети чмокнули во сне. Жена Тамара повернулась на бок. Обнажила спину и выбросила из-под одеяла голую ногу. Все спали. Кажется, спал весь мир; все дела и заботы Леонида, а также знаки препинания вместе с заглавными буквами. Кончился день Леонида Павликовского. Спокойной ночи, или, как любит говорить отец, «Извините, что без скандала обошлось».