Великий океан   ::   Кратт Иван Фёорович

громко пересчитал выстрелы юноша и глянул на строгое, слегка

насмешливое лицо капитана Лисянского. Бот оказал высшую почесть кораблю.

Командир улыбнулся, подозвал мичмана.

Ответить на салют... Семь залпов.

Когда выстрелы смолкли и ветер разметал желтый дым, Лисянский невольно опустил

подзорную трубу. Бот подошел совсем близко, стало заметно, как потрепал его шторм,

фальшборт сломан, снесены мостик и единственная шлюпка, начисто срезан бушприт. На

палубе было пусто, уцелели лишь две чугунные каронады, привязанные к мачте тросами.

Возле одной из них стоял Баранов. Опираясь на пушку, низенький, плотный, в легком

суконном кафтане, не отрываясь смотрел правитель колоний на корабль из Санкт-Петербурга.

Ветер шевелил остатки волос, холодные брызги стекали по голому черепу на суровое бритое

лицо. Он казался сутулым и старым. Только светлые, немигающие глаза глядели пронзительно,

остро... Двенадцать лет!.. Собственной кровью перемыты эти года... Потом глаза его заблестели.

Александр Андреевич! порывисто крикнул юноша.

Но Лисянский уже приказал спустить шлюпку, парадный трап. Сейчас купца Баранова

не существовало. Там, на борту, находился человек, чье имя произносилось шепотом во всех

портах Восточного океана.

Баранов медленно поднялся на палубу. Внешне спокойный, он был очень взволнован.

Первый военный корабль, первое признание. И в такую минуту, когда все достигнутое за

многие годы почти рушилось. Крепость и острова были в руках врага, уничтожены поселения,

и он сам шел на отчаянную, последнюю стычку.

Молча, благоговейно опустился он на колено, склонил перед русским флагом голову.

И тут наше отечество!

Потом поднялся, подошел к Лисянскому.

Капитан-лейтенант не выдержал, шагнул вперед и, повинуясь неожиданному порыву,

обнял Баранова.

Прославленный Колумб...начал было насмешливо мичман Верх, но сразу же умолк.

Приятель его, Каведяев, толкнул в спину так, что мичман поперхнулся.

Сзади стоял юноша. Черные, немного косые глаза его были прищурены, дрожали ноздри.

Смуглые тонкие пальцы сжимали трос, протянутый вдоль палубы.

Вы перестанете, сударь? Позорно в такие минуты...

Он не закончил. Над лесом всплыло белое облачко, долетел сквозь шум прибоя неясный

гул выстрела. Из захваченного индейцами форта снова начали обстрел.

В восемь часов вечера стали прибывать байдары. Шторм раскидал их до входа в пролив,

лишь первые шестьдесят лодок с алеутами подошли к «Неве». На передней, самой

вместительной, находился Кусковпомощник Баранова. С ним были десятка два

промышленных. Не сближаясь со шлюпом, лодки дали залп из ружейусловный знак. И

только когда с корабля взвились две ракеты, осторожный Кусков подвел свой отряд ближе.

Отменно,сказал Лисянский и с откровенным любопытством поглядел на Баранова.

Вспыльчивый, дерзкий, насмешливый, он теперь искренне восхищался.

Но правитель молчал, беспокойно всматривался в надвигавшуюся темень. Он прибыл

на «Ермаке», а «Ростислава» и остальных байдар нигде не было видно.

Под прикрытием батарей шлюпа Кусков высадил своих людей на каменистую береговую

полосу, возле самых скал. Перевернув челны, алеуты и русские забились под них, чтобы хоть

немного укрыться от ледяного осеннего ветра. Съежившись, шагал часовой.

Стало темно. Давно пропала узкая полоса заката; где-то близко у берега, невидимые,

гудели волны. Свистел в такелаже ветер. На мачтах «Невы» мерцали световые пятна. Лисянский

приказал повесить фонари байдары могут прийти ночью.

В командирской каюте было жарко, горели свечи. От качки колебалось пламя, гроздьями

оплывал воск. Дребезжал в подстаканнике хрустальный стакан, за переборкой скрипела

мачта.

Расстегнув верхние пуговицы мундира, Лисянский сидел на койке.