Все горят в аду   ::   Ридли Джон

Аннотация: Джон Ридли – известный американский писатель, сценарист и кинопродюсер. Роман "Все горят в аду" – это срез деградировавшего общества, крайне лицемерного даже в своем идеализме. Мастер литературной провокации, автор ничего не придумывает и не предлагает читателю погрузиться в художественный вымысел, а буквально у нас на глазах кроит и склеивает обрывки реальности, в которой все и вся определяют деньги.

---------------------------------------------

Джон Ридли

Все горят в аду

Общий вид, как говорят мальчики, деградировавшего общества, крайне лицемерного даже в своем идеализме, – претенциозность, дутый энтузиазм, непрерывное пьянство и разврат, вечная грызня из-за денег, определяющих все и вся, чванливые бонзы с их, как правило, полной неспособностью довести что-либо до конца, постоянным страхом потерять свои баснословные богатства и впасть в ничтожество, в котором они всегда и пребывали, гнусный мухлеж, весь чертов бардак этого мира.



Рэймонд Чэндлер в письме от 12 января 1946 года



Альфреду А. Кнопфу

* * *



Этот роман – художественное произведение. Любые сходства между подлецами героями и реальными выродками, населяющими город, который я ненавижу больше, чем раковые опухоли, совершенно случайны. Любой претендующий на роль прототипа какого-либо из героев романа страдает латентным параноидальным расстройством в тяжелой форме, требующим немедленного вмешательства специалистов.

* * *



"Голливуд" [1]  – гласил щит. Исполинскими белыми буквами. Большими, как любая мечта любого мечтателя, приезжающего в Город Мишуры. Гласил так, чтобы весь мир видел – если б кто-нибудь разглядел хоть что-то сквозь завесу смога, плотно укутавшего Лос-Анджелес.

Раньше этот щит гласил: "Голливудленд". А теперь нет. Несколько десятков лет назад часть "ленд" пришла в негодность, отлетела и рассеялась по холмам – по Голливудским Холмам с их роскошными голливудскими особняками. Трехмиллионными, пятимиллионными, сколько-угодно-миллионными особняками кинозвезд, жен кинозвезд, возлюбленных кинозвезд и личных тренеров кинозвезд, которые трахали их возлюбленных, пока кинозвезды отлучались на съемки кинофильмов о добропорядочных семьянинах.

Еще чуть-чуть вниз, и вы в Лос-Фелизе – тут особнячки поменьше, но все же не такие уж маленькие, а вообще очень даже неплохие, предназначенные скорее для миддл-класса, если считать миддл-классом семью, огребающую от двух сотен до полумиллиона в год. Ну, лос-анджелесский такой миддл-класс.

И, спускаясь по холмам —

вниз,

вниз,

как на экспрессе, ко дну чистилища, вы попадаете в Голливуд. Грязь, копоть, пробки. Бездомные. Это то, что сразу бросается в глаза. А так – гоняющие на тачках мексиканцы, наркоты, вырубившиеся прямо на улице – то ли вырубившиеся, то ли мертвые, – и пестрые стайки городской шпаны. Попадаются, конечно, и киностудии.

Была ночь. А по ночам киностудии закрыты. Лихачи мексиканцы и хулиганы что хотели, то и делали. Голливуд принадлежал им.

Еще там был белый парень. Не из тех белокожих, каких навалом. Этот был мертвенно-бледный. Насквозь просвечивал. Среди разменявших третий десяток обитателей страны пляжей и солнца такие белые встречаются редко. Жуткие лохмы – грязные и спутанные, как клубок пряжи, которым помыли пол, – свисали с его головы, скрывая лицо. Он двигался в заторможенном наркоманском танце, держа под руку невидимого партнера (помесь наркотики/бухло), и, сойдя таким образом за обычного джанки, благополучно миновал парковку гастронома "24/7" и доковылял, то вздрагивая, то замирая, до самого прилавка.