Весенняя охота на гусей   ::   Куваев О

Ломило спину, а Канаев промолчал о том, что был сегодня в управлении. Не мог он этого сказать, как и не мог сообразить, почему до сих пор не отправил телеграмму брату Семе. Залезть бы сейчас в ванну, натянуть белую рубашку, да кроновый костюм, что раздобыл ему некогда Володя-аристократ, и завалиться туда, где весело. Муханову этого не понять.

Вчерашние парни снова сидели на сдвинутых койках и ревели страшными голосами.

Экспресс полярный звал меня гудками,

И я сказал: "Как много дней в году.

Чтоб не забыть, возьми ее на память".

И показал ей на Полярную звезду...

Они уже порядком раскраснелись, эти гайзулинские ребята. Верблюжий свитер подошел к Канаеву.

- Как дела, браток? - дружелюбно спросил он.

- Рыбачить будем, - ответил Санька. - На рыбалку завербовались.

- А-а, - протянул парень. - Рыбачить - клевое дело. Зафортунит, будете богачами. А нас, брат, перебрасывают. Последний день гуляем. Повезут на иную планету. Ты, главное, не унывай, понял. Пусть интеллигенция унывает. А у работяги, пока руки есть, он король, понял...

...И я сказал: "Верни ее обратно. Не для тебя горит Полярная звезда..." пели гайзулинцы.

Они лежали в тракторных санях под оленьими шкурами, и бледное полярное небо колыхалось над ними. Сани качались и вздрагивали на неровном льду. Трактор шел на юг к устью неведомой реки, где в царстве полушубочного старичка жили душевные ребята. Старичок сидел в кабине трактора. Иногда сани, вздрогнув, останавливались, и старик высовывал из дверцы свою шапку.

- Не замерзли-и?

- Живы, дед, - кратко отвечал Муханов.

Санька Канаев вылез из-под шкур и посмотрел вперед. Ненужный свет тракторных фар желтил снег перед гусеницами. Было светло, почти светло. Прямо перед ними стоял темный скалистый мыс, похожий на хищную птицу в тот момент, когда она уже над самой землей, выпустив когти, готовит клюв. Трактор бездушно шел вперед в бледную мглу, и Канаеву стало страшно, как год назад стало страшно в тесном коридорчике от мертвой улыбки Пал Давыдыча.

Он толкнул Муханова: "Смотри".

- Залазь, - ответил тот. - Залазь, тепло растеряешь.

Санька забрался под шкуры к теплой мухановской телогрейке. Ночной чукотский мороз успел пробрать его до костей. Саньку тряс озноб. Видение темного мыса все еще стояло перед глазами, потом запрыгали лица: брат Сена, Володя-аристократ, Пал Давыдыч, начальник отдела кадров. Санька мучительно старался собрать разбегающиеся мысли. Как-то давно он приобрел у одного морячка зарубежную игрушку: ножик, выскакивающий из ручки. Надо было нажать кнопку, и блестящая змейка вылетала с характерным металлическим щелком. Он проигрался с ней неделю, потом бросил. Но долго его преследовало чувство, что общение с людьми иногда похоже на разговор с этими ножичками: чуть что - и вылетает неожиданная змейка: "Осторожно, я зубастый". Даже с братом Семой иногда выходило так. Потом он вспомнил веселье гайзулинцев и ворчание ребят в ответ на вопли бригадира. Начальник отдела кадров, безногий дурак, ничего не понял. Ладно. Не пропадем. Без денег отсюда он не уедет. Будут деньги.

С тракторных гусениц на лицо шла снежная пыль. Снег таял и стекал на воротник. Озноб все еще тряс Саньку. Он смотрел на светлое полярное небо с еле заметными звездами, и отчетливая, как злость, жадность жизни заползала в его душу. Потом Санька задремал. Трактор встал.

- Вылазь, - толкнул Саньку Муханов. - Прибыли.

Они выбрались из-под шкур и спрыгнули с саней. Нерушимый, не затронутый еще весенним теплом снег лежал кругом. Рассеянный снегом молочный свет резал глаза. Из сугробов торчали крыши двух избушек. Четыре мужика спешили навстречу. Видно, это и были душевные ребята.

- Приехали, приехали, - сказал дед. - Тут теперь наша столица.