Владимирские просёлки   ::   Солоухин Владимир Алексеевич

И сколько я ни крутился на таком пятачке, ничего не могла рассказать мне карта. По ней, правда, хорошо было видно, что Владимирская земля находится между землями Московской и Горьковской, если ехать с запада на восток. Тут мне вспомнились слова из книги, что «она (то есть Владимирская земля) находится в том пространстве междуречья Оки и Волги, где из Владимиро-Суздальского, а потом Московского великого княжества выросло Московское государство, развернувшееся впоследствии в великую Российскую империю, протяжением своим превзошедшую все государства мира».

Значит, это и есть корень России.

Вскоре удалось раздобыть подробную карту области, на которой в каждый сантиметр укладывалось всего лишь пять километров земли. Здесь было много зеленой краски, за которой скрывались леса, и много заштрихованных пространств, означающих болота. А за белыми пятнами угадывались уже раздольные поля и луга.

Белого цвета больше всего было в верхней части карты, то есть на севере, это так называемое Владимирское ополье. Зелень вся как бы стекла вниз, образовав знаменитые Мещерские леса и болота. Из двух частей – Ополья и Мещеры – состоит Владимирская область. Вот что в первую очередь сообщила мне карта.

С этой картой можно было беседовать ночи напролет.

– Какие звери водились раньше на Владимирской земле? – спрашивал я у нее.

И она отвечала:

– Водились здесь туры. Вот читай: «Турино сельцо, Турина деревня, Турово, Турыгино…» Были и соболя. Разве не видишь названий деревень: Соболь, Соболево, Соболи, Собольцево, Соболята?.. А вот Лосево, Лосье, Боброве, Гусь…

– Кто же жил раньше на Владимирской земле? – спрашивал я карту.

– Жили здесь раньше некие племена финского корня: мурома, меря и весь. Да, они исчезли совсем, но не без следа. До сих пор живут таинственные, не расшифрованные никем названия рек, городов, озер и урочищ: Муром, Суздаль, Нерль, Пекша, Ворща, Колокша, Клязьма, Судогда, Гза, Теза, Нерехта, Суворощь, Санхар, Кщара, Исихра…

Но вот появились славяне. Они рубили свои избы неподалеку от финских селищ и начинали мирно пахать поля. Привольно было земли, и никто не мешал друг другу. И вот уж в ряду с какой-нибудь Кидекшей появляются села Красное, Добрынское, Порецкое. По названиям можно узнавать, откуда шли славяне. Вон Лыбедь, вон Галич, вон Вышгород – все это киевские словечки.

Говорила карта и о поэтичности народа, потому что черствый, сухой человек никогда не дал бы деревне такого названия, как Вишенки, Жары или, например, Венки.

Славяне были культурнее местных жителей, а впоследствии их стало и больше. Они не прогнали, не истребили мурому, мерю и весь, а просто поглотили их, растворили в себе, или, как говорят ученые, ассимилировали. И живут до сих пор только названия, которые могут показаться чудными чужому, стороннему человеку, но которые не вызывают никаких недоумений у самого последнего мальчишки: Ворща так Ворща, лишь бы купаться было можно да ловились бы на удочку пескари.

Так рассказывала карта.

А то еще увидишь среди ровной зелени крохотный кружочек, километрах этак в тридцати даже от грунтовой дороги, и вот уж воображение рисует десяток темных бревенчатых изб, к которым вплотную подступили молчаливые сосново-бурые стволы. Или же увидишь такой кружочек среди самого что ни на есть болота и думаешь: «Эк, куда занесла их нелегкая! Наверно, жутко там в лунные ночи, зато закаты должны быть хороши!»

Закаты закатами, а хлеб в лесу да и на болотах родится неважный.