Внешняя жизнь   ::   Эрно Анни

В "Труа Фонтен" на эскалаторе поднимается одна - единственная парочка. Снизу можно разглядеть только спину юноши. Оба прижимаются друг к другу, ласкаются. Время от времени молодой человек оборачивается, смотрит вниз на людей с их тележками. У влюбленных вид, будто они воспаряют в небеса. На юноше - ярко - красная рубашка.

Сегодняшний полдень. Я сижу с закрытыми глазами у себя дома. Я ожидаю проходящих внизу по мокрой трассе машин. Грузовик. Я представляю себе разбитый на склоне холма сад, белое защитное ограждение, улицу. В моей голове рождается фраза: "Было слышно постоянный шум машин, продолжительный скрип шин из-за скользкой дороги", c которой я абсолютно ничего не делаю. Простая привычка заключать в слова явления окружающей действительности.

Я сяду в свое метро. Манера фамильярно говорить о предметах, которыми пользуешься. Мое метро - это линия А, увозящая меня в Париж, привозящая всегда на один и тот же вокзал Сержи Префектюр, это - метро, в которое я сажусь, даже не задумываясь; линия, где я знаю названия всех станций и не испытываю необходимости смотреть на указатель, находящийся на платформе, где я чувствую себя принадлежащей к группе пользователей этой линии, этого анонимного сообщества, для которых это и их линия.

Линии метро Б, В, Г - не являются моими, также как и поезда линии А, направляющиеся к элитному пригороду Парижа: Ле Пэк, Сэн - Жэрмэн - ан -Лэй. В глубине души я чувствую себя там чужой, я бы даже сказала - незваной.

28 октября.

На "Парк де Префектюр" в вагон вошли две женщины. Они расположились друг напротив друга. Одна - молодая привлекательная брюнетка, другая блондинка лет пятидесяти, сидит, чуть съежившись на своем сидении. По агрессивному тону девушки можно догадаться, что это мать и дочь.

"Ты пригласишь нас сегодня в ресторан?" Мать колеблется: "Нет... мы должны пойти в ... (неразборчиво). Дочь торжествует: "Вот видишь! Ты обманываешь! Раньше ты этого не говорила!" Мать замолкает.

Дочь продолжает: "Франсуаза спросила меня, что ты хочешь к своему дню рождения. Тебе подойдет кофточка?" - "Да, вполне".

Мать пытается улещевать дочь: "Очень мило с твоей стороны" и отпускает новую волну иронии по отношению к ней: "Естественно, это мило!"

До самого Гар дю Нор, в каждой фразе матери, которая старается сохранить нейтральный тон, дочь обнаруживает скрытый, настоящий, по ее мнению, смысл, а именно отражающий вредный характер матери: "Вот видишь, какая ты!"

Все, что говорит мать, дочь отвергает с ярым остервенением, которое могло бы спровоцировать страх, если бы он не ощущался как признак невоспитанности, тревоги, сопровождаемый легким преследованием без боязни быть наказанной женщиной. которая ее родила.

12 ноября.

В метро неожиданно слышится голос: "Я безработный, я живу в отеле со своей женой и ребенком, у нас всего двадцать пять франков в день, для того, чтобы выжить. История обыкновенного нищего, повторяемая, видимо, десять раз в час одним и тем же тоном. Он продает "Ле Ревербер". Слышатся слова жалости: "Я не прошу у вас многого, дайте хотя бы один франк". Он пересекает вагон. Никто не покупает у него эту газету. Перед тем как сойти с поезда, он произносит угрожающим тоном: "Желаю вам доброго вечера и приятных выходных!" Никто так и не поднимает головы. Насмешка над нищими уже не в моде, это больше не средство самозащиты, а всего лишь раздражающий фактор.

16 ноября.

В газете "Ле Монд" заголовок: "Общеевропейский парламент больше не поддерживает Международный трибунал по военным преступлениям".

Существует 40 тысяч документально подтвержденных доказательств бесчинств, совершенных в Боснии. "Четыреста концлагерей и лагерей заключенных, 98 вырытых котлованов, в которых находятся около трех тысяч тел, а также, по последним подсчетам, около трех тысяч жертв насилия.