Воительница   ::   Лесков Николай Семенович

- Где ж, - говорит, - милостивый государь, у тебя здесь образ висит?

- Вон, - говорю, - в угле, над шторой.

- Польский образ или наш, христианский? - опять спрашивает, приподнимая потихоньку руку.

- Образ, - отвечаю, - кажется, русский.

Домна Платоновна покрыла глаза горсточкой, долго всматривалась в образ и наконец махнула рукою - дескать: "все равно!" - и помолилась.

- А узелочек мой, - говорит, - где можно положить? - и оглядывается.

- Положите, - говорю, - где вам понравится.

- Вот тут-то, - отвечает, - на диване его пока положу.

Положила саквояж на диван и сама села.

"Милый гость, - думаю себе, - бесцеремонливый".

- Этакие нынче образки маленькие, - начала Домна Платоновна, - в моду пошли, что ничего и не рассмотришь. Во всех это у аристократов все маленькие образки. Как это нехорошо.

- Чем же это вам так не нравится?

- Да как же: ведь это, значит, они бога прячут, чтоб совсем и не найти его.

Я промолчал.

- Да право, - продолжала Домна Платоновна, - образ должен быть в свою меру.

- Какая же, - говорю, - мера, Домна Платоновна, на образ установлена? и сам, знаете, вдруг стал чувствовать себя с ней как со старой знакомой.

- А как же! - возговорила Домна Платоновна, - посмотри-ка ты, милый друг, у купцов: у них всегда образ в своем виде, ланпад и сияние... все это как должно. А это значит, господа сами от бога бежат, и бог от них далече. Вот нынче на святой была я у одной генеральши... и при мне камердинер ее входит и докладывает, что священники, говорит, пришли.

"Отказать", - говорит.

"Зачем, - говорю ей, - не отказывайте - грех".

"Не люблю, - говорит, - я попов".

Ну что ж, ее, разумеется, воля; пожалуй себе отказывай, только ведь ты не любить посланного; а тебя и пославший любить не будет.

- Вон, - говорю, - какая вы. Домна Платоновна, рассудительная!

- А нельзя, - отвечает, - мой друг, нынче без рассуждения. Что ты сколько за эту комнату платишь?

- Двадцать пять рублей.

- Дорого.

- Да и мне кажется дорого.

- Да что ж, - говорит, - не переедешь?

- Так, - говорю, - возиться не хочется.

- Хозяйка хороша.

- Нет, полноте, - говорю, - что вы там с хозяйкой.

- Ц-ты! Говори-ка, брат, кому-нибудь другому, да не мне; я знаю, какие все вы, шельмы.

"Ничего, - думаю, - отлично ты, гостья дорогая, выражаешься".

- Они, впрочем, полячки-то эти, ловкие тоже, - продолжала, зевнув и крестя рот, Домна Платоновна, - они это с рассуждением делают.

- Напрасно, - говорю, - вы Домна Платоновна, так о Моей хозяйке думаете: она женщина честная.

- Да тут, друг милый, и бесчестия ей никакого нет; она человек молодой.

- Речи ваши, - говорю, - Домна Платоновна, умные и справедливые, но только я-то тут ни при чем.

- Ну, был ни при чем, стал городничОм; знаю уж я эти петербургские обстоятельства, и мне толковать про них нечего.

"И вправду, - думаю, - тебя, матушка, не разуверишь".

- А ты ей помогай - плати, мол, за квартиру-то, - говорила Домна Платоновна, пригинаясь ко мне и ударяя меня слегка по плечу.

- Да как же, - говорю - не платить?

- А так - знаешь, ваш брат, как осетит нашу сестру, так и норовит сейчас все на ее счет...

- Полноте, что это вы! - останавливаю Домну Платоновну.

- Да, дружок, наша-то сестра, особенно русская, в любви-то куда ведь она глупа; "на, мой сокол, тебе", готова и мясо с костей срезать да отдать; а ваш брат шаматон этим и пользуется.

- Да полноте вы, Домна Платоновна, какой я ей любовник.

- Нет, а ты ее жалей. Ведь если так-то посудить, ведь жалка, ей-богу же, друг мой, жалка наша сестра! Нашу сестру уж как бы надо было бить да драть, чтоб она от вас, поганцев, подальше береглась. И что это такое, скажи ты, за мудрено сотворено, что мир весь этими соглядатаями, мужчинами преисполнен!.. На что они? А опять посмотришь, и без них все будто как скучно; как будто под иную пору словно тебе и недостает чего.