Храм воздуха   ::   Ибрагимбеков Рустам

Режущий барабанные перепонки звук прервался, наступила тишина, в которой Юсиф затих, прекратив тщетные попытки выбраться из кабины. Нестерпимый жар опалил лицо, руки - пламя подбиралось все ближе и ближе...

Открыв глаза, Юсиф увидел склоненное над ним женское лицо и не сразу узнал мою мать.

- Что с тобой? Ты что кричишь?!

Обведя нетвердым взглядом комнату, Юсиф увидел старый резной буфет, большой стол, покрытый плюшевой скатертью, стулья с кривыми, расшатанными ножками, занавески на окне из того же бордового плюша, бронзовую люстру с бисерной бахромой, свисающую с высокого лепного потолка, и вспомнил, что находится в доме моего отца. Сместив взгляд, Юсиф увидел, что сидит на стуле, держа на коленях свою кепку-восьмиклинку.

- Ты заснул, что ли? - спросила моя мать, поправляя подол цветастого крепдешинового платья, плотно облегающего ее красивое тело профессиональной танцовщицы. - Пойдем, поешь немного.

- Который час?

- Девять уже... Нет смысла ждать, не смогла она, наверное...

Из дальней комнаты доносились звуки патефона, голоса.

- Я посижу здесь.

- Да не придет она уже, - мать вытерла платком вспотевший лоб, - идем, посиди с людьми.

- Чуть позже.

Широким, плохо освещенным коридором (на окне, смотрящем во двор, темнели куски фанеры вместо выбитых стекол) мать прошла мимо общей кухни, где рядами стояли столики всех соседей, живущих в этой десятикомнатной квартире, к двери, из-за которой слышна была музыка.

В большой квадратной комнате с лепным потолком и высоченными, "венецианскими", как их тогда почему-то называли, окнами, собралось человек тридцать, чтобы отпраздновать семидесятилетие Балададаша.

Посреди комнаты плясали кудрявая пятилетняя внучка Балададаша Соня, ее мать - толстенная Ханым и счастливый виновник торжества, живот которого свисал, как полупустой бурдюк.

Мать подошла к моему отцу, хлопающему в такт музыке, и, нагнувшись к уху, шепотом пожаловалась на то, что Юсиф отказывается принять участие в общем веселье.

- Да пусть сидит, что он тебе мешает?

- Ну что он там один? Поел бы хоть.

Отец громко вздохнул и тем же длинным коридором прошел к своей комнате. Усталые веки, прикрывшие глаза Юсифа даже не дрогнули, когда он открыл дверь.

- Я за тобой, - решительно начал отец, и после долгих уговоров ему удалось вывести Юсифа из комнаты. За одним из поворотов коридора они увидели мою мать и какого-то мужчину, стоящего к ним спиной.

- Я тебя последний раз предупреждаю, - сказал мужчина. И отец узнал брата моей матери, Джавада.

- У меня есть муж, - голос моей матери звучал звеняще зло, - и это его дело.

- Если твой муж - тряпка, - возразил дядя Джавад, - то это не значит, что ты можешь позволять себе все, что угодно!..

- В чем дело? - спросил отец, и выяснилось, что дядя Джавад недоволен тем, что моя мать сделала себе маникюр.

- Что с людьми происходит? - обратился дядя к Юсифу. - С ума все посходили. Стыд и совесть потеряли. Посмотри на её ногти. Будь я её мужем, с корнем бы их вырвал...

- Сейчас все красят ногти, - возразил мой отец.

Дядя скользнул по нему уничтожающим взглядом и, обращаясь к Юсифу, внушительно произнес.

- Объясни своему другу, что не всегда то, что можно другим, позволительно нам. - Затем дядя повернулся к моей матери. - А ты не заставляй меня дважды повторять одно и тоже, - дядя, задев плечом отца, направился к двери.

- Он их обрежет, я знаю, - обречено сказала мать, разглядывая свои тускло поблескивающие длинные ногти. По щекам её потекли слезы.

- Как это обрежет?! - возмутился мой отец. - Какое он имеет право!

- Безо всяких прав отрежет. - Мать, всхлипнув, посмотрела на Юсифа. - Ну что, сходить за ней ещё раз?

- Да.

- Только идем, поешь немного...Идем, идем.