Зеленая бездна   ::   Садур Екатерина

-- Оставь клюквенную, -- умоляла старуха, -- а то придет Вадим и будет меня бить.

-- Он же не любит клюквенную. -- И Ромка открыл шкаф.

-- Да ему все равно! Он придет, ему хоть что подавай, хоть клюквенную, хоть водку. А так -- пустой шкаф. Ведь побьет, точно побьет!

-- Не побьет, -- отмахнулся Ромка, забирая настойку из шкафа.

Старуха подслеповато щурилась:

-- Оставил, родимый?

-- Оставил, оставил, -- сказал Ромка, уходя. А мне шепнул: -- Приходи в третий подъезд.

Я стала отпрашиваться у старухи почти сразу же, как он ушел, но старуха умоляла:

-- Посиди, пока не придет сын!

И мы молча сидели. А когда он пришел, то первым делом ударил ее наотмашь, но не сильно и даже, я думаю, совсем не больно. Просто мокрый чавкающий шлепок. Старуха сразу же указала ему на шкаф и даже не заплакала. И когда он увидел, что в шкафу пусто, он не стал ее бить, а только сплюнул и сказал: "Будь ты проклята, старая! Будь проклята!" Еще несколько раз повторил заплетающимся языком и ушел. Старуха засмеялась:

-- Там под столом, видишь, стоит коробка с луком? Под луком на самом дне я припрятала две бутылки рябиновой. Достань их и иди!

Я обрадовалась легкости просьбы и скорому моему освобождению. Я нашла ее бутылки и выбежала на улицу. Я видела, как она позвала рабочих, возившихся под окном:

-- Угощайтесь, милые!

Они сначала не поняли, о чем это она, но один все же вылез из канавы и подошел к ней. Она молча протянула ему обе бутылки в просвет между прутьями решетки и снова опустилась на табуретку. Рабочие пили прямо в канаве за здоровье старухи, подмигивали друг другу и потешались над ней, а она улыбалась им в ответ.

Было девятое число осеннего месяца. Я вбежала в третий подъезд, а там на площадке между этажами уже стояли Женя Дичко и Галя Бабич, и Ромка угощал их настойкой. Тоненькая Галя Бабич унесла кружку из пивного ларька, и он наливал им прямо в эту кружку. Я не стала к ним подниматься, и получилось, что я опять подглядываю за Ромкой.

-- Почему тебя называют Простокваша? -- спросила пытливая Галя.

-- Я уже не помню.

-- Откуда у тебя эти бусики? -- спросила Женя и потянула за нитку.

-- И этого я тоже не помню, -- ответил Ромка, отстраняя ее широкую руку.

Я верила, что он действительно не помнит. Только я одна могла ответить на все их вопросы.

-- Ты нас по очереди целуй, -- сказала Галя, -- сначала меня, потом ее.

И он целовал их по очереди. Сначала Галю, а потом Женю Дичко.

Было девятое число осеннего месяца. Почтальонша позвонила в дверь к старухе, но никто ей не открыл, никто не обрадовался ее красному платку. Дверь была не заперта, поэтому она сама вошла в квартиру и привычно прошла на кухню.

-- Надбавка, -- сказала почтальонша. -- Надбавка за все лето, за три месяца бедности. Вот, распишись здесь, -- и протянула ведомость.

Старуха сидела у окна, опустив голову на руки. Под окном валялись пустые бутылки из-под рябиновой настойки. Рабочие ушли.

-- Ладно, спи, -- вздохнула почтальонша и сама расписалась за старуху. И ей сделалось очень легко.

Через три дня сын с внуком отвезли старуху на Покровское кладбище.

Последний раз она приснилась мне жалкой, а не страшной, именно такой, какой была в жизни.

-- Зачем тебе мой внук? -- плакала она. -- Оставь его, оставь...

Над "Пражской" нависли осень и сумерки.

-- У Назаровых умерла Раиса Ивановна, -- горевала моя бабка. -- Скоро и мой черед. Скоро мы с ней, родимой, свидимся. Скоро и меня отвезут на Покровское кладбище... А ты знаешь журнал "Чудеса и приключения"? Там пишут про все небывалое, что творится в жизни, и всему дается объяснение. Вот, например, ты слышала про Николая Угодника? У одной девушки был жених Николай, и она ждала его откуда-то издалека. А был Великий Пост, Страстная Неделя. Ее мать пошла в церковь, а девушка позвала к себе гостей.