Зеленый Змий   ::   Лондон Джек

Время проходило. Большинство более уравновешенных девушек, видя пьяные шутки молодых людей, решило отправиться домой. Я оказался у дверей, рядом с моей маленькой девочкой. Она не прошла через мои переживания и поэтому была вполне трезвой. Ее занимали покачивания на ногах юношей, пытавшихся идти рядом со своими девушками, и она стала передразнивать их. Мне это показалось очень забавным, и я также стал шататься с видом пьяницы. Для нее это прошло безнаказанно, так как она ничего не пила, тогда как винные пары стали быстро подниматься к моей голове. Движения мои немедленно стали реалистичнее, чем ее движения. Я скоро уже стал удивлять самого себя. Я увидел, как один молодец, пройдя несколько неверных шагов, остановился у края дороги, сосредоточенно поглядел в канаву и после, по-видимому, глубокого размышления упал в нее. Это показалось мне верхом комизма: я пошел, спотыкаясь, к канаве, с твердым намерением удержаться на краю ее. Однако я пришел в себя на дне ее, причем несколько испуганных девушек принялись вытаскивать меня.

Мне уже не нравилось играть «в пьяного». Я перестал ощущать какое бы то ни было веселье. Глаза мои заплыли, и я ловил воздух широко раскрытым ртом. Девушки вели меня с двух сторон, но ноги мои казались налитыми свинцом. Выпитый алкоголь бил мне по сердцу и по мозгу, как дубина. Если бы я был слабым ребенком, то я уверен, что он убил бы меня. Как бы то ни было, но я знаю, что я был ближе к смерти, чем предполагал кто-нибудь из перепуганных девушек. Они ссорились между собою, обвиняя друг друга в недосмотре; некоторые из них плакали обо мне, о себе и о постыдном поведении молодых людей. Но все это меня не интересовало; я задыхался, с трудом ловя воздух; всякое движение было мучением, еще сильнее затрудняя дыхание. Но девушки настойчиво заставляли меня идти;до дому же было четыре мили ходьбы. Четыре мили! Я помню, как неверный взор мой упал на мостик, пересекавший дорогу, казалось, в бесконечном расстоянии от меня; на самом же деле он был в ста шагах от нас. Добравшись до него, я упал и лежал на спине, порывисто дыша. Девушки хотели помочь мне встать, но я был беспомощен и задыхался. Их крики ужаса привлекли Ларри, пьяного юношу семнадцати лет, принявшегося воскрешать меня тем, что прыгал по груди моей. Я слабо вспоминаю это и крик девушек, боровшихся с ним и оттаскивавших его от меня. После этого я уже ничего не помню, хотя и узнал позднее, что Ларри скатился под мост и провел под ним ночь. Было уже темно, когда я пришел в себя. Меня несли четыре версты в бесчувственном состоянии и уложили в постель. Я был болен; кроме страшного напряжения сердца и нервов, я постоянно впадал в безумный бред. Все страхи и ужасные представления, гнездившиеся в моем детском мозгу, нашли себе исход. Самые страшные видения казались мне действительностью. Я видал убийства, и убийцы гнались за мною. Я кричал, безумствовал и дрался. Страдания мои были невероятны. Когда я временно выходил из состояния бреда, то до меня доходил голос матери, говорившей:

— Я боюсь за мозг ребенка. Он сойдет с ума.

И когда я вновь впадал в состояние бреда, то слова эти преследовали меня, и мне казалось, что меня запирали в дом умалишенных, что надзиратели там били меня, а сумасшедшие окружали меня воющей толпой.

Мое молодое воображение получило сильное впечатление от разговоров старших о преступных притонах китайских кварталов Сан-Франциско.

В бреду моем я блуждал глубоко под землею, по тысячам подобных притонов, и страдал и умирал тысячу раз за запертыми железными дверями. Когда же я натыкался на отца моего, сидящего за столом в подземных пещерах и играющего с китайцами на крупные ставки золота, то все мое чувство обиды находило исход в ужаснейших ругательствах.