Зеленый Змий   ::   Лондон Джек

Я вставал на постели, барахтаясь в руках удерживавших меня людей, и ругал отца во весь голос.

…В ту ночь, когда Зеленый Змий властвовал надо мною, никто не спал в тонких стенах дома на ферме. Ларри, лежавший под мостом, не страдал от бреда вроде моего. Я убежден в том, что он спал бесчувственным сном безо всяких сновидений и что пробуждение его на следующее утро было лишь тяжелое и мрачное; если же он жив до сих пор, то, конечно, он не помнит этого случая, до такой степени был он обычный и преходящий. Но мой мозг был заклеймен навсегда этим переживанием; я пишу теперь спустя тридцать лет, а передо мною по-прежнему ясны и отчетливы тогдашние видения, и прежние страдания так же чувствительны и ужасны, как в ту знаменательную ночь.

Я долго проболел и совсем не нуждался в уговариваниях матери избегать Зеленого Змия в будущем. Моя мать вынесла ужасный удар. Она считала, что я поступил очень, очень дурно — вопреки всему ее воспитанию. И как мог я, которому никогда не дозволялось отвечать старшим и который не находил слов, выражающих состояние своей души, как мог я сказать матери, что именно ее назидательные речи были ответственны за мое пьянство? Если бы не теории ее о черных глазах и о характере итальянцев, то я ни за что не взял бы кислой и горькой жидкости в рот. Я рассказал ей истинную подкладку этой постыдной истории только тогда, когда был уже взрослым мужчиной…

Я твердо решил никогда более не прикасаться к вину. Ни одна бешеная собака не боялась воды больше, чем я боялся алкоголя.

Но я все-таки хочу доказать, что опыт, перенесенный мною, как бы он ни был ужасен, не был в состоянии отвратить меня от конечного близкого знакомства с Зеленым Змием. Уже тогда вокруг меня действовали силы, толкавшие меня в его объятья. Во-первых, за исключением матери моей, всегда придерживавшейся крайне строгих взглядов, мне казалось, что взрослые смотрели на все происшествие с известной терпимостью… Насколько я понимаю, никто не видел во всем этом ничего постыдного. Приключение это было немного рискованное, чертовски шикарное, — словом, это был красочный и выдающийся эпизод, внесший разнообразие в трудовую жизнь на печальном, туманном побережье.

Ирландцы, владельцы ранчо, добродушно поддразнивали меня за мой подвиг и хлопали меня по спине до тех пор, пока я не вообразил себя героем. Питер, Доминик и прочие итальянцы гордились моими способностями к выпивке. Нравственность не отворачивала строгого лица своего от пьянства. Даже учитель нашей маленькой деревенской школы распускал нас на вакации в тех случаях, когда он вступал в борьбу с Зеленым Змием и бывал им побежден. Ввиду всего этого нравственных задерживающих моментов совсем не существовало. Мое отвращение к алкоголю было лишь чисто физического свойства. Я терпеть не мог этой гадости.



V

Я никогда не мог отделаться от физического отвращения к алкоголю, но я подавлял его в себе. Я до сих пор подавляю его каждый раз, когда пью вино. Вкус мой не перестает возмущаться, а вкус хороший показатель того, что полезно для организма. Однако люди пьют не ради влияния алкоголя на тело; они стремятся за впечатлением, производимым им на воображенье; если же алкоголь должен проходить через тело, то тем хуже для последнего.

Однако, несмотря на мое физическое отвращение к алкоголю, самыми выдающимися и яркими точками в моем детстве были посещения питейных домов. Сидишь, бывало, на тяжелом возу с картофелем, ноги затекают от неподвижности, и лошади тихо, шаг за шагом идут по тяжелой дороге между песчаными пригорками; тогда чудное видение сокращало для меня путь. Видение это было — питейный дом в Колме, где отец мой или всякий другой возница непременно останавливался выпить вина.