Часовой   ::   Будогоская Лидия

Ведь он - то хозяин над целой машиной хлеба, то хозяин над бараньими тушами. В кладовой у него чего только нет! И живет он во время блокады, а, наверно, не понимает, что такое, когда хочется есть…

Тележка скрылась за главной кочегаркой, но Кондратьич еще на дворе. Вдруг он выдернул руку из кармана и, размахнувшись, что-то мне бросил. Летит и падает к моим ногам морковка! Большая, чудесная, с хвостиком…

Наклоняясь, чтобы ее схватить, я чуть не уронила винтовку на асфальт. Так не делают часовые!

Нет, Кондратьич все-таки понимает, что такое, когда хочется есть.

Не успела я морковку догрызть, как напротив в окнах корпуса стали вспыхивать огоньки. Это огоньки седьмого хирургического отделения. И я знаю, что сейчас там делается… Туда пришла прямая, строгая Анна Петровна - майор медицинской службы. Она ходит из палаты в палату, останавливаясь около каждой койки. Делает вечерний обход сама. Потом она скажет сестре: сделайте еще то-то и еще то-то… Но сейчас она ее не отвлекает, потому что сестре нужно перестилать на ночь постели тяжелораненых. А это не так просто. Попробуйте-ка стряхнуть простыню у Басалоева, когда у него обе ноги от стопы до бедра в гипсе!..

Сестре помогают две женщины. Это наши шефы, работницы соседнего завода. Вот помощники: все сделают, только им укажи! Я им сказала, что обожженный танкист ничего не ест, только хочет соленых огурцов. А где их взять во время блокады?.. Так они достали, достали! И принесли ему в стеклянной баночке. Как он обрадовался! Съел огурцы, а после стал есть и другое.

Этот танкист самый тяжелый больной. Чтобы он заснул, надо ему почитать. Я им и про это сказала. И они почитают… А вот про грелку никому не сказала!.. И ему надо сразу дать грелку и поить горячим. А я никому не сказала… Но, быть может, догадаются… догадаются… сестра догадается. Там вместо меня Мартынова, ее учить не надо. Да, это все от меня уже отошло. Теперь другие заботы… Сколько же мне стоять? Подряд четыре часа. Не так много. Но эти часы долгие… Машины пришли из города все до одной. Дядя Вася свою работу закончил, стихло на дворе и в переулке… А мне еще стоять и стоять.

И вот не светят больше огоньки. Закрылись окна шторами. Корпуса вокруг меня стоят безмолвные, темные. А по асфальту двора забегали крысы. Я вошла в будку, дверь со Двора прикрыла и засветила у себя огонек, фонарь «летучую мышь» на опрокинутом ящике. Ящик здесь вместо стула и вместо стола. И мне захотелось прибрать свою будку, подмести хотя немножко. Я поставила винтовку в угол и взяла метлу дяди Васи. Только я взмахнула метлой - ко мне в будку со двора входит военный. Высокий, фуражка на брови надвинута, на груди сияет электрический фонарик. Он сразу, даже на меня не взглянув, направился к маленькой дверце, чтобы выйти в переулок.

Уже откинул крючок дверцы… Мигом я очутилась около него.

- Вы куда?

- В соседний госпиталь, - ответил он и толкнул дверцу.

Но я потянула дверцу обратно, и он с удивлением на меня посмотрел.

- Здесь хода нет,- говорю я. - Да, да, нет хода. Вам нужно в соседний госпиталь? Можете выйти через главный подъезд.

- А зачем мне крюк делать?

- Это меня не касается, - говорю я. - А здесь хода нет.

- Я помощник начальника госпиталя и могу ходить, где мне удобно!

Он снова толкнул дверцу и перешагнул через порог. Помощник начальника госпиталя? Вовсе не такой у него помощник. Помощника я знаю… Я рванулась за ним.

- Идите обратно! Вы будете часового слушать? Кругом! - кричу я.

Он вернулся в будку.

- Приходится слушаться, - говорит он и достает из кармана документы. Подает мне их и даже освещает своим фонариком. «Майор Руденко, - прочитала я, - помощник начальника госпиталя по материальной части». Ага, по материальной, а тот, которого я знаю, по медицинской части.

- Можете идти, - сказала я.