Table-Talks на Ордынке   ::   Ардов Борис

Во время крушения царского поезда возле станции Борки, император спас все свое семейство - он подхватил руками рухнувшую крышу вагона. А после этого помогал спасать тех, кто оказался под обломками... И вот тут в ответ на крики придворных:

- Какой ужас!

- Покушение!

- Взрыв! Царь проронил:

- Красть надо меньше...

Еще новелла, рассказанная В. А. Успенским. Будто бы царь Александр III решился прояснить вопрос о своем происхождении и проверить упорные слухи о том, что Павел I был сыном не Петра III, а придворного по фамилии Салтыков. И вот некий историк доложил государю, что согласно всем источникам мемуарам, донесениям иностранных послов в свои столицы, камер-фурьерским журналам и т. д. - отцом Павла I может быть признан лишь император Петр III. Царь Александр истово перекрестился и сказал:

- Слава тебе, Господи, мы - законные.

Но через некоторое время к нему явился другой историк, который на основании все тех же мемуаров, посольских донесений и камер-фурьерских журналов с еше большей убедительностью доказывал, что Павел I - сын Салтыкова.

Царь опять перекрестился и произнес:

- Слава, тебе. Господи, мы - православные.

В Российской Империи существовал закон, по которому оскорбление монарха каралось весьма строго - каторжными работами. Но при том все приговоры за это преступление непременно должны были быть утверждены самим царем.

При Александре III произошло такое трагикомическое событие. Некий крестьянин долгое время ходил в уездное присутствие по какому-то делу, а тамошние чиновники никакого решения не принимали. В конце концов, мужик этот явился в канцелярию пьяный, обругал своих мучителей и к тому же плюнул на портрет государя. А это уже подпадало под статью об "оскорблении Императорского Величества". Разумеется, его судили и приговорили к каторге.

Когда же это дело с изложением всех обстоятельств легло на стол Александра III, царь начертал такую резолюцию:

"Помиловать дурака. И передать ему, что Я тоже на него плюю".

В старой России переменить фамилию человек мог лишь с разрешения государя. И вот к Александру III обратился по этому делу какой-то провинциальный купец с неблагозвучной фамилией - Семижопкин. Царь прочел прошение и написал:

"Сбавить две".

И стал бедняга - Пятижопкиным.

В Петербургской Публичной библиотеке есть редкостное собрание французских старинных книг и документов. История этой коллекции такова. В дни революции 1789 года, когда санкюлоты громили дома знати, в Париже был весьма толковый русский дипломат, который за бесценок стал скупать книги и рукописи, вышвыриваемые погромщиками из дворцов и особняков. Любопытно, что государь Александр III предложил в свое время французам вернуть все эти сокровища, но те принять отказались. Свой отказ они объяснили тем, что Франция - страна беспокойная, революции там следуют одна за другой, а Россия - вполне стабильное государство, а потому хранить фолианты и манускрипты в Петербурге - надежнее.

За год до восьмидесятилетия Льва Толстого, в 1907 году, в Ясную Поляну прибыла депутация московских литераторов и актеров, которые собирались устроить торжества по случаю грядущего юбилея. В частности они обратились к Толстому с просьбой написать инсценировку романа "Война и мир". Граф ответил им буквально следующее:

- Господа, если бы я полагал, что это - пьеса, я бы и написал пьесу...

В дореволюционном Тифлисе был присяжный поверенный, у которого было прозвище - "Не-угоднолис". Причина тому была следующая. Как-то, будучи в Москве, он отправился в Сан-дуновские бани. Там он решил воспользоваться душем, но кабина оказалась занята. Какой-то длиннобородый человек долго и с видимым наслаждением подставлял свое тело под струйки воды... И вот, наконец, бородач покинул кабину и жестом пригласил туда присяжного:

- Не угодно ли-с?

И тут юрист ахнул - это был Лев Толстой.