Мистерия Христа   ::   Аргивянин Фалес

Я порвал связи с Мудростью, порвал связи с богами. Оставалось порвать последнюю связь — связь с человечеством; и я, Фалес Аргивянин, спокойно пошёл к этой последней цели.

И вот я снова пришёл в Палестину. Тут под покрывалом знатного араба я встретил того, кто мудро правил некогда Чёрной Расой [38] , и вместе с тем, чьё имя — Молчание, кто поклонился младенцу Иисусу. Он не удивился, что я не отдал ему, Великому, должного поклонения, ибо перед ним раскрыты все тайны. Его взор, спокойно следивший за цепью Манвантар, с участием покоился на мне.

— Фалес Аргивянин, — сказал он. — Я вижу тебя идущим по чужой стезе. Ты, сохранивший навеки Маяк Вечности на челе своём, ещё встретишься со мною в безднах, и мы поработаем с тобою во Имя Того, одесную Кого сидел ты в скромном саду Магдалы…

Друг Эмпедокл! Повторять ли тебе то, что ты уже знаешь о величайшем предательстве, когда-либо бывшем в безднах Мироздания, о величайшем преступлении — о распятии человечеством своего Бога? Нет, я не буду тебе повторять этого. Скажу только, что у подножия креста был я, Фалес Аргивянин, вместе с былым правителем Чёрной Расы, и на нас с несказанной любовью покоился предсмертный взор распятого Бога. И взор этот растопил во мне Холод Великого Познания и снял оковы льда с моего сердца, но не изменил решения моей Мудрости.

И в том саду, где был погребён Он и воскрес, я встретил скромную иудейскую женщину, из-под плотного покрывала которой на меня глянули очи богини Афины Паллады. Имя ей было — Мария. Ещё другое имя сообщил мне молодой Иоанн, ученик Распятого, но уста мои хранят тайну [39] этого имени. И видел я того ученика, который так грубо разговаривал со мною в саду Магдалы. Он бежал весь облитый потом, с выпученными от ужаса глазами и пеной у рта. Он рычал, как дикий зверь. И увидя меня, простёрся ниц и завопил:

— О мудрый господин! Помоги мне, ибо я предал Его и муки всего мира терзают сердце моё!

И я, Фалес Аргивянин, молча подал ему верёвку и указал на близстоящее дерево. Он завизжал и, схватив верёвку, кинулся к дереву… И я спокойно смотрел, как в лице иудея этого принимало смерть всё ненавистное мне человечество…

Ученики Распятого просили меня остаться с ними, но я, Фалес Аргивянин, покинул их, и пошёл к тому, чьё имя — Молчание, и сказал ему:

— Царь и Отец! [40] Вот я, Фалес Аргивянин, сын свободной Эллады, Посвящённый высшей степени Фиванского Святилища, потомок царственной династии Города Золотых Врат, отрекаюсь ныне от тебя, Царя и Отца, и отрекаюсь от человечества. Моя Мудрость мне открыла, что Владыка Воздушной Стихии [41] принимает дух мой. Отпусти меня, Царь и Отец!

И он отпустил меня, ибо на то было благословение Распятого.

Много лет спустя я встретил на пути моего полёта сгусток человеческого света. То был товарищ мой Клодий.

Он с восторгом рассказал мне, как был распят на кресте во имя Иисуса, и как на земле была замучена мать его и сестры, и как он, Клодий Македонянин, сам помогал им идти на мучения…

Тогда уже не было холода спокойствия в моём стихийном сердце [42] , и я ответил ему:

— Привет тебе, Клодий Македонянин, мудрый ученик земной Мудрости и дитя Любви человеческой! Да как же мне, бедному стихийному духу, не приветствовать тебя, свет человеческий, за то, что ты, предав на распятие Бога своего, возомнил служить Ему тем, что предал на распятие и мучения мать свою и сестёр своих! О человечество, жалкое и жестоковыйное в самом стремлении своём служить распятому им Спасителю своему! О дети змеи, как можете вы быть птенцами голубиными!

И гремящий и гордый своей отчуждённостью от проклятого человечества, я, Фалес Аргивянин, в вихре и буре помчался дальше.

А жалкий комок человеческого света испуганно крестил меня вослед.