Вариации на тему Песни Песней (эссе о любви)   ::   Яннарас Христос

Поэтому обманчивостью любви мы и изучаем путь жизни. Не существует любви, которая не прошла бы фазу жертвенного самоотречения и всецелого самоприношения. Фазы жизни, когда применяется оружие естества, чтобы овладеть Другим, присвоить, заполучить его себе. С помощью этого оружия естество окапывает свои права, создает плацдарм для нападения, когда другой начнет открываться в своей собственной автономии, в требованиях своего собственного естества.

Любовь бывает или взаимно жертвенной, или раздором и разрывом — компромисса между ними быть не может. Терпение друг друга по привычке не служит сохранению любви, не служит этому также мазохизм терпеливого выжидания. Компромисс есть отсутствие надежды — и не больше. Разрыв же, наоборот, питает надежду на следующее чудо, которое продолжится. Следующий Другой примет меня без обладания, полюбит меня без меры. Поэтому мне нужен разрыв, насильственный и неотступный. Чтобы мне восстановиться целостным в девственности выжидания. И когда появится следующий Другой, вновь начнется игра, которая приведет нас в ту же ловушку нашей неумолимой природы.

Часто бывает так, что не успеют разрешиться одни «узы», как начинается экспериментирование с другими. Искренне — не ради поверхностной игры сиюминутного удовлетворения. Делаю ставку на жизнь, поэтому не могу отказаться от связи. Хотя у меня и остается привкус недостижимости, но все равно предпринимаю следующую попытку — имея открытую и кровоточащую рану от предыдущего разрыва. Мне нужен этот разрыв, поэтому я и храню его с неослабной агрессивностью. Другой во что бы то ни стало должен быть виновным, что я начинаю новую попытку, он должен быть ответственным — ни в чем другом моя попытка не находит себе оправдания. Агрессивность, хранение разрыва дает мне дополнительно уверенность в том, что нужно быть готовым к опыту следующих «уз».

Новая любовь, и новая обманчивая радость. Все, как и прежде, преображается, будни опять похожи на праздник. Похожи, потому что где-то в закоулках уже прячется опыт недостижимости. Все опять становится праздником, но этот праздник уже не является полным, он приобретает напряженность выжидания. Насколько новый Другой выдержит быть «моим спутником и богом», сколько сможет продержаться праздник на натянутой нитке. И когда напряженность опять приводит к разрыву, когда и в этот раз любовь становится тяжбой между твоими и моими правами, когда ты опять становишься виной моей скорби, тогда еще один уход в новую любовную связь опять дает надежду, что теперь все может стать прочным и неизменным. Сизифов труд в желании жизни.

Сизифов труд, мучение от бесконечного чередования всегда новых завязываний любовных связей. Мы, люди, останавливаем свою жизнь на ложном чувстве, упрямо закрываем глаза перед реальностью. Не отваживаемся увидеть в любви ошибки эгоцентризма, обманчивого чувства.

Могут ли существовать два таких человека, которые сохранили бы дар любви, ежедневно смиренно стараясь уклоняться от неумолимого пути естества? Возможно ли, чтобы существовали два таких влюбленных человека, которые, живя опьянением праздника, каждую секунду берегли бы себя от хитрости естества? Существуют ли случаи, чтобы чудо изумления от любви продолжалось, с ежедневным самопринуждением к самоотречению и самоприношению?



5. INTERVALLUM

Крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность.



ДАННОСТЬ ЛЮБВИ И СМЕРТИ. Обоюдоострый вызов действительного. Дилемма — поскольку смерть не является единственным неизбежным концом. Она есть также отречение от жизни, не обязательно связанное с биологическим выживанием. Если во вкусе любви мы ощущаем жизнь, то каждое несовместимое с любовью капсулирование в «Я» есть выбор смерти.