Змеюка на груди   ::   Евпланов Андрей

А потом он вдруг стал издателем, и опять же через свое несчастное «шоколадное сердце». Когда его однокурснику Ленчику Колобасову понадобилось помещение под офис для своего издательства, он не нашел ничего лучше, как обратиться к Фиме Блюму: «Не откажи, старик. Ты же знаешь в своем районе, где что плохо лежит. Организуй помещение под офис. Это будет твоя доля в предприятии, а встанем на ноги, еще спасибо скажешь». Дело пошло, но Колобасову было мало доходов от издательского бизнеса, и он настоял на покупке акций одной из нашумевших финансовых пирамид, которая тут же развалилась, придавив тысячи незадачливых авантюристов вроде Колобасова, а заодно и тех, кого они заразили своим энтузиазмом. Фима никогда не лез на рожон, в издательстве он занимался бумагой, типографией, транспортом — в общем был исполнительным директором. А что издавать и куда вкладывать вырученные деньги решал исключительно Ленчик, поэтому, когда Фима узнал, что все активы предприятия, в том числе и кредиты, вложены в ценные бумаги, он подумал, что так и надо. Фондовый рынок для него был параллельным миром, о котором все говорят, но которого никто не видел. Из всех рынков ему ближе всего был Минаевский, потому что он находился на территории его участка.

Всегда неунывающий и живой, он после фиаско с акциями слегка осунулся, даже поседел, хотя к тому времени волос у него оставалось уже не так много, чтобы казаться седым. Но тут появилась возможность посмотреть мир, сестра пригласила «нового русского брата» погостить у нее в Америке — и понеслось все сначала…

За океан Фима собирался на недельку-другую, а провел там почти год. Приехав в Нью-Хейвен, штат Коннектикут, где жила его сестра с мужем и двумя детьми, Фима с удивлением узнал, что у хозяев нет для него денег на обратный билет. Кормить они его могли, но суммы, чтобы выпроводить у них не было. Получался замкнутый круг — чем больше они его кормили — тем меньше у них оставался шанс избавиться от симпатичного, но мало респектабельного гостя. Нет, его никто не попрекал куском хлеба, но совесть то у него не молчала. Она-то и заставила его пойти работать штукатуром на строительстве супемаркета. Деньги платили в конце каждого дня, но их хватало только на то, чтобы возмещать гостеприимным хозяевам расходы на свое содержание. Потом Фима устроился уборщиком в музыкальную школу Натана Бредуна, но и это не принесло серьезных дивидендов. И тогда он поступил на работу в пиццерию итальянца Марио Корвальо, которого тут же окрестил Корвалолом. Итальянец был жадный и норовил положить в пиццу больше острых перцев — пиперони, чтобы не чувствовался недостаток фарша, но к Фиме он проникся отцовской нежностью и щедро подкармливал его своей продукцией. Сэкономив на завтраках, обедах и ужинах, Фима, наконец, накопил сумму на билет до Москвы.

Из Америки Фима приехал с тремя сотнями «зеленых» в кармане и жесточайшим гастритом и зыбкой надеждой на русское авось. И что вы думаете, авось таки сработал. Как раз подвернулось наследство израильского дядюшки, который владел бакалейной лавкой в Яффе. Этих денег хватило, чтобы купить трехкомнатную квартиру на Цветном бульваре, трехлетний «Рено», и жениться на записной красавице Нинель Шпак. Она сама попросила его жениться на ней. Фима ей отказать не смог. Но семейная жизнь не заладилась с самого начала. Нинель оказалась стервой. Мало того, что через семь месяцев после свадьбы она родила двойню от бывшего партнера по издательству Колобасова, она еще и квартиру себе отсудила.