Записки из подъезда   ::   Могилевцев Сергей

С Е Р Г Е Й М О Г И Л Е В Ц Е В





З А П И С К И И З П О Д Ъ Е З Д А



(Дневник сумасшедшего*)



«Ноябрь, 10.



Господи, как колотится сердце! Пока бежал вверх по подъезду, кого-то задел плечом. Похоже, что профессора Бушинского. Это плохая примета — профессор меня не любит. Надо ожидать неприятностей. Да, чуть не забыл — начинаю новую тетрадь, старая вся исписана. Точно так же, как исписана, похоже, очередная страница моей жизни. Ну и пусть, пусть! Ведь надо что-то предпринимать, просто так жить на чердаке уже невозможно. Невозможно отсиживаться в тепле и пыли старого московского чердака, всю жизнь на телогрейке не просидишь, и никакая теплоцентраль, сколь бы ни была она теплой, не согреет твою давно озябшую совесть.



* Я не оговариваюсь — именно «Дневникам сумасшедшего» следует назвать данную рукопись. Рукопись, являющуюся своеобразным отчетом нарушенной психики ее автора. Рукопись, служащую изумительным дневником его горячечных сумеречных видений. И в этом нет ничего странного — дневник может вести всякий человек: и больной, и здоровый. Впрочем, я не собираюсь навязывать читателю свое мнение — изучив несколько первых страниц, он вынужден будет придти к тем же мыслям. Хочу лишь заметить, что безумные идеи, высказываемые Тимофеем Колдобиным, странный образ его жизни, отказ от практически всех мирских благ, кроме одного — иллюзорного блага приобщения к Будущим Мусорщикам Земли, — вызывает у нормального человека вполне определенные подозрения. А чего стоят его рассуждения об интеллигентности?! А трюк с Уходом в бессмертие?! Трюк, признаюсь, не совсем разгаданный, но разве это что-то меняет? Ведь столько неразгаданного и подчас таинственного существует еще вокруг нас. И ничего, живем потихоньку. Больше того — фантастику неплохую пишем, и даже на иностранные языки переводимся! Да что там говорить — убог мыслью, душой и телом был Тимофей Колдобин. А эта жалкая полочка с книгами посреди чердачных завалов, а нелепый телефонный аппарат, который ни к чему не подсоединялся?! Конечно, можно задним числом утверждать, что во время известных событий книги просто похитили, а телефонный провод порвали. После драки легко махать кулаками. А я утверждаю, что особо ценных книг у него никогда не было, что же касается икон, то было две, или три, и не семнадцатого века вовсе, а гораздо позднее. Большой ценности они не имеют, хранятся у меня дома, и при первом же требовании я эти иконы отдам. И поймите меня правильно: как человек современный, выходящий в своем творчестве на уровень галактический, я с радостью готов принять любую невероятную идею. Но такую, чтобы у нас, на чердаке... Будущий Мусорщик... Новая раса... Прыжок в бессмертие... Нет, нет, увольте. Хотя, с другой стороны, какие-то звонки из Америки все же были. И комиссия оттуда приехала (именно благодаря ей публикуется данная рукопись). И эта загадочная смерть управдома... И бывшего сержанта милиции... Поневоле, глядя на них, поверишь во всякие чудеса. Нет, лучше остаться трезвым писателем, прочно вошедшим в литературу фантастом, чем рассуждать о Будущих Мусорщиках и о Мессии, ночующем под крышей твоего дома. Но все мы, увы, люди, и как интересно, как интригующе порой прослеживать нам неожиданные изгибы сумеречной больной психики! Какое жгучее и болезненное наслаждение доставляет нам наблюдение душевных изъянов соседа! Мы словно смотрим в замочную скважину на раздевающуюся в квартире напротив женщину. Да что там женщина! Муки ближнего нашего, его безумные взлеты, и не менее безумные низвержения вниз — с хрустом и треском костей, с бесформенными обрубками крыльев, — есть высший идеал нашего скромного мещанского существования.