Империя Технократов   ::   Могилевцев Сергей

Гениальность проектировщиков и конструкторов заключалась в том, что одна гигантская шахта-турбина полностью обеспечивала Ферриду энергией. После введения в строй (а шахта строилась уже несколько лет) главных паровых турбин можно было уже



* ** Гудлон — нефть. Антрат — уголь. — П. С.

* Крикун — петух. ** Туан — 1,65 км. — П. С.





отказаться от всех остальных энергетических установок, использующих энергию воды, - ископаемого топлива, или распадающихся элементов. Ничего более грандиозного история еще не знала. И какая разница, что вместе со строительством шахты придется пожертвовать уникальнейшей Голубой Долиной? Какая разница, что обмелеет ближайшее Синее море? Что затопленными окажутся тысячи небольших городов? — Кого это волнует в век стремительной научно-технической революции? Океаны дешевой энергии, изящество инженерных расчетов — вот, чем должны руководствоваться ферриендяне.

Разумеется, ферриендяне руководствовались не только этим. Они устраивали демонстрации, пытались проводить общественные референдумы, но результаты этих референдумов оказались неожиданными для их организаторов — большинство жителей планеты проголосовало за ускоренное строительство шахты. «Мы слишком поздно забили в колокола, — с горечью говорил мне О-Лук. — Слишком долго идеи бесконтрольности научно-технического прогресса господствовали в нашем обществе, слишком долго внушали мы нашим детям, что ткацкий станок прогрессивней ручной прялки, а автоматическая фабрика — прогрессивнее любого станка. Забывая, что с уходом ручной прялки уходят песни, уходит фольклор, уходит тысячелетний духовный пласт, с потерей которого мы делаем шаг к состоянию бездуховности. Не может быть прогресса любой ценой, тем более прогресса научно-технического. Простая, казалось бы, истина, но с тех пор, как в борьбе с догмами Темных Веков окрепли наука и техника, любая научно-техническая идея объявляется революционной и прогрессивной. А всякое сомнение на этот счет воспринимается, как отход к Темным догмам. Большинство населения воспринимает науку и технику исключительно как благо, и не хочет ограничивать их никакими, пусть даже условными, рамками».

Особенно угнетало О-Лука то обстоятельство, что в результате строительства шахты, которое началось несколько лет назад, погибнет тысячелетняя культура Голубой Долины, что затопленным окажется очаг древней Ферриендянской цивилизации, что потери этические в данном случае намного больше приобретений сиюминутных, экономических.

— Но куда же смотрит общественность? — поинтересовался я у О-Лука. — Куда смотрит правительство?

— Ах, общественность! — устало взмахнул он рукой. — Общественность приучили к тому, что ничего изменить нельзя. Общественость десятилетиями живет среди льющихся с небес кислотных дождей, среди болот, которые были когда-то лесами, среди затопленных цветущих долин и обмелевших глубоководных морей. Общественность у нас пассивна. А правительство? Что ж, оно идет на поводу у технократов. Оно радо дешевой дармовой энергии, оно и пальцем не пошевелит для спасения Голубой Долины.

— Но ведь надо как-то протестовать, как-то бороться. Нельзя сидеть сложа руки.

— Безусловно, мы протестуем. Но, знаете, Пьер, нам все чаще дают понять, что звезда гуманитариев закатилась. Что только точный инженерный расчет имеет право господствовать на Ферриде.

О-Лук говорил еще что-то, но я задремал, и проснулся от неприятного ощущения — звездолет переходил световой барьер. Вокруг началась обычная в таких случаях суета, я прильнул к иллюминатору, и увидел странное, удивительное зрелище. Внизу, точно на черной бархатной подушке лежала голубая капля планеты, окаймленная зеленоватыми разводами океанов.