Рецепт Пьера Сорокина   ::   Могилевцев Сергей

— А жители Эуропы, — закричали мне, — разве не достоверный факт, что работают они по 18 часов в сутки, и разве не является это признаком определенной несправедливости, и отчасти даже кретинизации, навязываемой эуропянам силой?

— Нисколько, — сказал я в ответ. — Все дело в том, что сутки на Эуропе длятся не менее ста часов, из которых лишь 18 посвящены работе, да и то по желанию каждого эуропянина. Согласитесь, что соотношение это — сто к восемнадцати — вполне приемлемо. К тому же Эуропа — одна из наиболее в индустриальном плане развитых планет галактики. Эуропяне очень трудолюбивы, и работать по 18 часов, им, несомненно, под силу.

— А галилееляне, — закричали мне из толпы, — что вы скажете о галилеелянах? Ведь всей галактике известно, что живут они в глубоких подземных норах, которые совсем не отапливаются, и которые, к тому же, часто заливает водой. И не указывает ли этот вопиющий антигуманный факт на признаки злостного идиотизма, и отчасти даже кретинизации, пустивших глубокие корни на Галилее?

— Простите, — ответил я как можно мягче, ибо понял, что главное для меня сейчас — сохранить ясность мысли, и самому не стать идиотом. — Простите, а вы бывали когда-нибудь на этой планете?

— Нет, — ответили мне, — не бывали. В период идиотизации и кретинизма мы не могли этого сделать. Однако некоторые наши корреспонденты...

Я ответил, что некоторые местные корреспонденты не до конца, как видно, поняли галилеянское общество. Ибо в противном случае им бы стало ясно, что ни в коей мере сравнивать Белинду и Галилею между собой не следует. Так как галилеяне являются разумными негуманоидного происхождения, и представляют из себя появившихся в результате мутаций гигантских пресноводных рептилий. И поэтому жить в норах для них — явление вполне нормальное. И даже тот факт, что норы эти часто заливает водой, говорит скорее о заботе, проявляемой государством о своих гражданах, чем об обратном. Ибо для разумных рептилий— галилеян быть погруженным в воду — это естественное и нормальное состояние, и ни малейших признаков идиотизма здесь, конечно же, не существует.

Меня в конце концов отпустили. Немного придя в себя, я добрался наконец до здания белиендянской таможни, радуясь в душе, что пытка глупыми вопросами кончилась, и, выполнив кое-какие формальности, я буду свободен и предоставлен самому себе. А там и об интервью можно было подумать. Ведь в редакции «Хроноса» ждут с нетерпением моего репортажа. Но не тут-то было!

— Вы идиот? — спросил чиновник таможни, записывая в специальный журнал мои основные данные.

— Пока нет, — ответил я.

— Что значит пока? — удивился он. — То есть, вы вполне допускаете возможность, что в один прекрасный день все же можете стать идиотом?

— О да, — ответил я, — допускаю, еще как допускаю. Особенно здесь, на Белинде.

— В таком случае, — сказал чиновник, — мы не можем разрешить вам въезд на планету. В условиях всеобщей и безоговорочной деидиотизации, охватившей наше общество, каждый потенциальный идиот нам, естественно, нежелателен.

— То есть, вы утверждаете, что идиотов на Белинде уже не осталось?

— Почти совсем не осталось, за очень редкими исключениями. Смешно говорить о какой-то скрытой оппозиции, которая, якобы, препятствует процессам деидиотизации. Оппозиции на Белинде нет, да и быть не может. Есть отдельные группы белиендян, которых период всеобщего и безоговорочного идиотизма очень устраивал. Им, естественно, трудно, а некоторым и невозможно освободиться от мироощущения идиота. Но таких, поверьте мне, весьма мало. Другое дело, что многие нормальные, в общем-то, белиендяне пока выжидают, прикидываются по старинке кретинами, потому что не совсем верят в происходящие вокруг перемены.