Черноморский Клондайк   ::   Серегин Михаил Георгиевич

И лишь порой ветерок, забредавший в полумрак низких черепичных крыш, доносил тонкое благоухание эвкалипта и иссопа. Только этот аромат, почти неуловимый в густых испарениях канав, полных гнилостной влаги, ободрял спутников Архелая – молодых воинов Митридата. Идущая впереди них сводня ловко обходила грязные лужи, резко сворачивала за очередным поворотом, заставляя мужчин торопиться. Им попадались навстречу оборванцы и потаскухи.

Последние приподнимали покрывала и беззастенчиво призывали спешащих воинов разделить с ними их убогое ложе. Антипатр чуть отстранялся, Эвстах только ухмылялся. Жар плотской страсти был сильнее опасений за свою судьбу. Они терялись в догадках, почему Архелай повел их в бедный квартал, к дешевым шлюхам. Потому ли, что хотел избежать опасности, связанной с их появлением в богатых домах, где их мог кто-то узнать, или из-за своей склонности к пряной экзотике потных дикарок, позволяющих делать с собой все, что угодно, за обол?

Архелай приказал Антипатру и Эвстаху одеться в бедняцкие хитоны, накинуть на плечи накидки из грубой шерсти. Только спрятанное под ними оружие и кошельки выдавали в них состоятельных граждан. Архелай сунул старухе серебряный тетрахалк. Та жадно зажала монету в ладони и просила следовать за ней.

Беззубая карга свернула в очередной раз, и последовавшие за нею мужчины оказались в темном тупике. Треугольное пространство, в котором они находились, было зажато между серых стен. Вечерняя мгла мягкой кисточкой стерла все выступы, пушистым зверем свернулась в нишах и прогалах, превратив этот уголок в подобие войлочного мешка.

Они услышали женские голоса и смех. Сводня обернулась к ним. Мужчины не проронили ни слова, только Архелай подбодрил ее решительным кивком.

Старушечьи пальцы сдавили медное кольцо, задергали им, стуча в дверь, которая тут же открылась. В проеме возникла чья-то невнятная тень.

Дверь растворилась чуть пошире, и Архелай, стоящий рядом со сводней, увидел плоское лицо евнуха.

– Дай войти, Исидор, – сказала сводня.

Евнух посторонился, пропуская гостей. Помещение с низкими стенами освещалось висящим под потолком оловянным светильником. Миновав узкую комнатку, гости очутились в застеленном большим ковром зале. На расставленных по обеим сторонам ложах возлежали полуголые женщины. Ложи были отделены друг от друга небольшими столиками, на которых, кроме светильников, стояли чернолаковые кувшины с вином и глиняные стаканчики. На одном из сосудов была изображена голова менады в профиль, на другом – Поллукс и Леда, на третьем – сцена танца и самобичевания в честь Диониса.

Из таинственного помещения, отгороженного от зала плотной завесой из раскрашенной шерсти, вышла дородная, облаченная в длинное платье женщина. Ее волосы были убраны на римский манер, глаза сильно подведены, щеки покрыты толстым слоем белил.

– Приветствую вас, – низким грудным голосом произнесла она, обращаясь к посетителям. – Гости желают приятно скоротать вечерок?

Ее фамильярность более, чем убогий вид жилища, говорила о том, что изысканного пения и игры на кифаре посетители здесь не услышат.

– Мы хотели бы посмотреть товар, – в такой же вульгарной манере сказал Архелай, которого не смущала подобная обстановка.

– Прошу, – женщина сделала широкий жест рукой и направилась к стоящим слева ложам. – Можете называть меня Гермионой. А ну-ка, Тимо, покажи свои прелести, – обратилась она к прикрытой тонкой истертой тканью девушке с черными, как смоль, волосами и выступающими скулами скифки.

Девушка поднялась, отбросив полупрозрачную тунику. Под ней оказалось плотное смуглое тело. На лобке густо курчавились волосы, жесткие, как проволока.

Гермиона покосилась на мужчин.