Действующие лица и исполнители   ::   Алексин Анатолий

Лица ее почти никогда не было видно: только лоб и очки. Она всегда читала газету и сообщала последние новости.

-- Вы читали? -- спросила она. -- Одна перуанка родила четверых!

-- Ну, что-о же вы?... -- застенчиво произнес Иван Максимович, указывая на девочку. И объяснил: -- Я вот тут... родственницу свою хочу провести.

-- Проводите, пожалуйста, -- разрешила дежурная.

Они прошли по длинному служебному коридору и очутились в фойе.

Ребята не могут оставить без внимания никакой неожиданности или необычности: они с удивлением смотрели на мужчину и девочку, которые пересекали фойе в плащах.

Спустившись в вестибюль, Иван Максимович сказал:

-- Ну вот... Сдай свой плащ в гардероб. И все в порядке. Он облегченно вздохнул, обернулся... и увидел ее.

Это была заведующая педагогической частью Валентина Степановна. Девочка тоже увидела ее -- и замерла, окаменела. Иван Максимович развел руки в стороны, будто хотел сказать: "Не пускайте лучше меня!" Валентина Степановна поймала отчаянный девочкин взгляд.

-- Раздевайся и иди в зал, -- мягко сказала она, -- раз директор тебе разрешил!

-- Да, я считаю... -- начал Иван Максимович.

-- А с вами мы еще побеседуем! -- тихо, но внятно произнесла заведующая педагогической частью.

Беседа произошла сразу же, как только девочка скрылась из виду.

-- Я отвечаю за воспитательное воздействие наших спектаклей, Иван Максимович. Оно может быть со знаком плюс или со знаком минус. И тут возрастное соответствие играет колоссальную роль!

-- Благодарю вас, Валентина Степановна. От имени дирекции... За то, что вы всегда на посту!

-- Не отшучивайтесь, мой друг. Законы педагогики со служебного входа не обойдешь!

Он покорно склонил голову, зная, что еще никто не уходил от нее, не выслушав всего, что она хотела сказать.

-- Во взрослом театре, Иван Максимович, год или даже десять лет не имеют существенного значения. Нельзя, конечно, сказать, что человек в тридцать семь лет понимает больше, чем в тридцать четыре года. Но в детском возрасте!... И ваша доброта в данном случае может обернуться жестокостью.

Он мягко и согласно кивал в такт резким словам Валентины Степановны, все время думая о том, что девочка, рыдавшая возле лестницы, уже наверху.

-- Чему вы улыбаетесь? -- спросила Валентина Степановна.

Ничего не ответив, он направился в свой кабинет. По дороге он продолжал улыбаться. У него была такая манера: улыбаться наедине с самим собой --своим мыслям или воспоминаниям.

Возле кабинета он остановил мальчика и спросил:

-- Ты первый раз у нас в театре?

-- Первый, -- ответил мальчик.

Это его огорчило. И он спросил у другого мальчика, который стоял рядом:

-- А ты тоже первый раз у нас в театре?

-- Ну что вы!

Ему полегчало. Он посмотрел на мальчика с нежностью.

-- А сколько раз ты был в нашем театре?

-- В этом году?

Он готов был расцеловать мальчика.

-- Нет, вообще...

-- Я у вас все видел.

-- Слушай, ты пить не хочешь? У меня есть нарзан.

-- Ну что вы! Уже был звонок...

-- А наши аквариумы тебе нравятся?

-- Я всегда кормлю ваших рыб!

-- Вот этого делать не следует. Это для них опасно.

-- Я купил в буфете пирожок и покрошил.

Иван Максимович знал, что театральный буфет обслуживает теперь также и рыб, которые плавали в больших шарообразных аквариумах, стоявших в фойе.

Спектакль начался. И сразу же в дверь постучали.

-- Пожалуйста, Николай Николаевич! -- воскликнул директор. Он знал, что со стуком к нему в кабинет входит только главный режиссер театра.

Иван Максимович встал и пригладил рыжеватые волосы, обрамлявшие его мощную лысину.

В комнату вошел высокий немолодой человек с красивым, немного усталым лицом. На нем был черный парадный костюм и белая, до блеска накрахмаленная рубашка.

Иван Максимович застегнул свой выцветший пиджак на все пуговицы. И опять расстегнул его.