Дым без огня   ::   Алексин Анатолий

Вася залился клюквенным морсом и осмелился возразить:

-- Чтобы Жуковский от педагогики имел основания так написать, должен проявиться и Пушкин от педагогики. Вы не согласны?

-- Ну-ну?... -- заинтересовался Александр Степанович. -- Слишком часто ныне, наблюдаю я... -- продолжал Вася, -- кое-кто хотел бы написать: "Побежденному учителю -- от победившего ученика". Стыдно становится. "Вот он!... Весь в этом. Застенчивый и благородный! Неужели мама не видит? Не чувствует? -- про себя изумлялась Катя. -- Почему верность своей "теме" надо ставить в вину? Фанатик! Человек либо верен себе и другим, либо ни в чем не верен".

Александр Степанович считал, что Кульков давно уже следует в науке своим индивидуальным курсом. А Вася подчеркивал, что если и движется, то в фарватере, вслед за флагманом со словом "Малинин" на высоком борту.

Он так открыто и настойчиво это провозглашал, что на основе цитат из его высказываний появилось письмо без подписи, где Александр Степанович обвинялся в покровительстве, "протекционизме", а Вася назывался посредственностью и прилипалой.

Вася принял на себя тот удар из тьмы, когда не видно было ни фигуры, ни лица нападавшего. Шея его в те дни обрела несгибаемость... Он умудрился доказывать и опровергать так, что "покровитель" даже не услышал об эпопее "проверки сигнала". И не истязал себя мыслью, которая более всего преследует в период таких эпопей: кто подал ложный сигнал?

Дедушка не узнал, а с Катей, учившейся тогда в четвертом классе, Кульков неожиданно поделился:

-- В твоем возрасте все легче воспринимается! Может, нервы еще не изношены? Я и выбрал из трех нервных систем вашей семьи твою. Надо же с кем-то...

Катя была ошеломлена: он верил ей! И будь она старше, может, полюбил бы ее?...

Вася в те дни не просто разговаривал с Катей -- он исповедовался:

-- За ложные сигналы наказание полагается. Попробуй-ка без надобности остановить поезд стоп-краном. Уголовное дело! А остановить без надобности --пусть, как и поезд, лишь на время -- человеческую жизнь таким вот письмом... вроде дозволено.

Катя все яснее видела в Васе рыцаря и заступника.

Борьба, проводя внутри человека и его характера всеобщую мобилизацию, выявляет, позже думала Катя, такие возможности и способности, о которых их обладатель и не подозревал. У Васи, по ее наблюдениям, в те дни обнаружились не только отвага и верность, но сразу два непредвиденных дарования: драматургическое и режиссерское. Он придумал сюжет, даже пьесу и поставил спектакль, главный участник которого, Александр Степанович, внезапно на полтора месяца отбыл в командировку.

В неразговорчивом, чаще всего мимикой изъяснявшемся Васе Катя с гордостью обнаружила способность к самопожертвованию. Да... Любовь к нему стоило распространить на всю жизнь и унести с собою в могилу!

Правда, Юлия Александровна и тут выразила бы сомнение: "Защищая папу, он защищает себя".

"Все можно подвергнуть осуждению и осмеянию -- решительно все! --сделала горестный вывод Катя. -- Мама не хочет пускать чужих в нашу семью. Но разве Вася не свой? Разве он посторонний?"

Письмо без подписи не кинуло Кулькова за спасением на грудь к Александру Степановичу. И Катя могла объяснить, почему: он знал, что сердце в дедушкиной груди больное. И знал... помнил, как оно отзывается на несправедливость и подлость.

Катя тоже об этом помнила.

Официальное сообщение о том, что Катин отец более не появится, Юлия Александровна сделала в душный июльский вечер, изнемогавший от ожидания дождя так же безнадежно, как Катя изнемогала от ожидания отцовского возвращения.

-- Баба с возу -- кобыле легче! -- резанул шуткой Александр Степанович.

-- Какая же он баба? -- Юлия Александровна зябко сузила и без того неширокие плечи.

-- Баба! Раз побоялся приехать и объясниться.

-- Почему? Он объяснился мне в вечной любви девять лет назад.