Итамар К.   ::   Нетаньягу Идо

Настоящая революция! Ведь это же не что иное, как острая критика любовных отношений в жизни нашего поколения: мотив мягких и длинных женских волос и того, что они символизировали — то есть нежности первой любви, — сменяется мотивом нынешней отчужденной любви. Недаром камера движется вниз к коротким и жестким волосам лобка. Галит могла лежать головой и в другую сторону кровати, и тогда камера поднималась бы, а не опускалась.

«Ее голос на удивление похож на голос Сильвии, — подумал Итамар. — И возраст подходит. Сможет ли она сыграть ее?»

С тех пор как Итамар вернулся в Израиль, он часто присматривался к прохожим на улице, примеряя их на роли в своем фильме. Но это было просто игрой. Он знал, что ему придется искать среди профессиональных актеров, кто сможет сыграть Шауля Меламеда, Жюльетт Жиро, Эрика Бруно и Сильвию. И как бы хороша ни была актриса, Сильвии трудно будет справиться с тем, как она изображает ее самое на экране.

— Ты не сможешь избежать фальши, — утверждала Сильвия, когда они в сотый раз говорили о фильме и Итамар пытался получить ее согласие. — Любая попытка воплощения на экране реальной жизни неизбежно привносит элемент фальши.

— Но ведь при этом можно убрать несущественное и подчеркнуть главное, — возражал Итамар. — Несущественное в нашей жизни само по себе есть фальшь. Разве важно, что в конце жизни Черчилль, как пишут, ходил по дому голый? Какое это имеет значение? Пьеса или фильм могут высветить главное — правду.

В конце концов он убедил ее.

Недавно, мучаясь одиночеством, Итамар собрался было написать Сильвии и предложить ей приехать в Израиль. Но в последний момент отказался. Ведь что будет означать такое предложение и что в результате может произойти между ними? Он не знал, каковы ее чувства к нему… Да и вообще, что ей делать в Израиле? Интересно, начала ли она снова давать концерты? Удивительное дело! Такая талантливая пианистка готова была отказаться от собственной карьеры и подчинить себя Меламеду. Это потому, что она признавала его «особость», его огромный талант, объяснила Сильвия Итамару, когда он спросил ее об этом. Итамар понял, что она помогала Меламеду не только из любви к нему, но главным образом из желания участвовать в его творчестве.

Размышления об искусстве и его высоком предназначении вернули Итамара к его фильму. Скоро, когда его идеи начнут претворяться в жизнь (с помощью Каманского, как он себе напомнил), он поймет, чего стоит как режиссер.

Студентка, чей голос напомнил ему Сильвию, снова надела очки и приготовила ручку. «В ней есть что-то притягательное», — подумал Итамар.

— Я хотела спросить вас, Миша, — обратилась она к Каганову, — не повлияла ли здесь на вас строчка Одеда Бавли: «Сияние твоих волос как срама свет»? Я не могла не вспомнить об этих стихах, в особенности об этой строке, когда увидела сцену с Галит в «Незрелом винограде».

Каганов не успел ответить, как вмешалась Мерав:

— Здесь, Рита, нет никакого противоречия. Это и прекрасно! В этом произведении так много разных аспектов и смыслов! Невероятно! Чем больше мы говорим о фильме, тем больше пластов в нем обнаруживаем. Просто замечательно!

— Вы несколько перебарщиваете в своих похвалах, — улыбнулся Каганов. — Разумеется, Бавли повлиял на меня. Влияние такого поэта неизбежно. Но вообще-то вы коснулись очень интересного момента, о котором я до сих пор как-то не задумывался: почему так подчеркнуто движение камеры вниз? Я не уверен, что у меня есть ответ. Мне это кажется естественным. Волшебный процесс творчества сложен и трудно объясним. Так получилось — и это подошло. Факт.

— Но вы ведь задумали именно так? — спросила Рита.

— Художник не всегда полностью осознает или заранее обдумывает какие-то вещи, — неожиданно вмешался Итамар.

Он сам удивился, услышав свой голос, поскольку вовсе не собирался участвовать в дискуссии.