Иван и Данило   ::   Гребенщиков Борис

Посидит еще, и Даниле – тихонько, на ухо: «Вставай, Данилушко, пойдем-ка по грибы».

Не стало больше в доме места, некуда Даниле новые монплёзиры класть.

Порешили построить длинный сарай, чтобы каждую штучку – на гвоздик, каждую фитюлечку – на полочку, а что посерьезнее, так и шкап с окошками сладить.

Выходит спозаранку Иван из дому, топор в руки и знай наших. Даниле во сне все слышится – тук да тук, а что за тук – непонятно. Проснулся, глядь в окошко, а уж полсарая стоит. «Погоди, кричит, подсоблю». Пока штаны натягивал да кусок хлеба в рот засунул, выбегает, а уж две трети сарая во дворе. Едва успел – приделал крышу, да зато так ловко, будто сама выросла.

Сели во дворе под дерево, сидят – душенька довольна. Прилетела птица грач, поклевала крышу и улетела несолоно хлебавши. После обеда начали перетаскивать монплезиры; не много, не мало – таскали два дня. Опять-таки хорошо – в доме просторнее, а в сарае каждая штучка на гвоздике, каждая фитюлечка по полочке, а что посерьезнее – стоит в шкапу с окошками. Один конец, отгородили Даниле под рабочее дело – поставили столы да верстаки. Теперь есть куда и складывать всякое, есть где и наукой заниматься.

Пошли ночью спать. Легли, а за окошком – оба слышат – фук, фук. Данило даже к окошку подскочил, да только сарай из окошка плохо видно. А Иван с печки посмеивается. «Слышь, хозяин пришел смотреть, что за хоромы стоят». – «Ну и как?» – «А ничто, Данилушко, посмотрит да и уйдет. Не его это ума дело, а проверить обязан».

Так почти до утра фукал да кряхтел. Но тронуть ничего не тронул; действительно, не его ума дело.

По примеру кума Родиона, Данило отправился в странствие. Долго ли, коротко ли, а выходит Иван днем к роднику за водой – глядь, Данило по тропке шагает. Весь черный, глаза да зубы сверкают, довольный. Выпили с дороги чаю, рассказывает.

«Был, брат Иван, на Севере. Там большие горы. Стоят прямо в море, море все льдом полыхает. Во льду полыньи, в них нерпы живут, сторожат морское дно. На морском дне у них стоит Антарктида, там морское золото и воробьиный камень. Если кто этот камень настоит на теплой воде, то два года ничего не будет пить и начнет говорить по-птичьи.

Если от гор повернуть направо, то придешь в пустыню, за пустыней горелый лес. Там человеку делать нечего. А если налево идти, то сначала тоже пустыня, но немножко, а потом стоит электростанция. На электростанции в будке живет монтер, ну вот как мы с тобой, но совсем один. Он через это и говорит плохо, но если попривыкнет, то все понимает. Я у него пожил немного, а он меня учил, как строить машину».

«А что за машину, Данилушко?»

«А, говорит, самую главную на текущий момент машину. Называется Яблочная Машина Дарья».

Данило мешок развязывает и вынимает картонку, а там закорючки да буквочки. «Вот, брат Иван, всю монтерскую премудрость я тут для памяти обозначил, так что мы столы да верстаки не зря в сарае прилаживали. Построим и мы Яблочную Машину Дарья».

Сказано – сделано.

Висит над столом бумага с монтерской премудростью, лежат некоторые приспособления. Даниле, ему виднее, как Машину изготовлять, а по кустарной части Иван всегда поможет, если надо. Делается Яблочная Машина Дарья в сарае у Ивана с Данилой, а как дойдет до победного конца, то и мы с вами это дело заметим.

Только солнышко с глаз долой, сидят Иван с Данилой в избе, гоняют чаи да слушают из грамофонта последние известия. Стук в дверь. «Так что же, заходи, коли хороший человек».

Заходит. Пегий весь, в поддевке с ремешками да пуговицами, но лицо благообразное. Поставил саквояж у печки: «Здравствуйте, хозяева, я турист». – «И ладно, турист так турист, садись с нами чаи пить».

Сидит, пьет, зыркает глазами.