Якорь - любовь   ::   Погодин Радий Петрович

Ставь стакан рому.

Но она пришла. Через несколько дней. Кутаясь в платок.

- Не пугайтесь, - сказала. - У меня под глазом синяк. Жуть. Внезапная холодина. - Леля подошла к скульптуре, обернутой мокрыми тряпками. Спросила: - Я?

Алексей Степанович кивнул. Поставил перед ней эскиз.

- Я надеялся на тебя.

- Меня Славик прислал. Родитель кричал, что я шлюха. Поставил синяк под глазом. Не злонамеренно - размахался... К вам побежал - убивать. Он задира... А сегодня Славик сказал: "Обманывать нехорошо". И вообще, он не видит ничего такого, что я вам позирую.

Алексей Степанович снял со скульптуры подсохшие тряпки.

- Ой, - сказала Леля и замолчала.

Алексей Степанович работал быстро. Скульптура была несколько меньше натуральной величины. Этот масштаб как бы разрушал стекло между неживой природой материала и живым глазом, как бы уменьшал каменный вес глины.

Есть такие мелодии, которые живут сразу во всех душах. Композитор не украл ни одного такта, ни одной паузы, а слушатели готовы поклясться, что знают эту мелодию с детства. И бабушки ихние якобы знали. Таким вот свойством обладала Леля...

Пальцы скульптора двигались, как бы уже привыкшие к ней, к ранящей нежности ее тела. И нужно было остановиться в тот единственный миг, после которого нежность переходит в жеманство, и умирает искусство, и остается лишь некий массив глины, обличающий мастера в старости и бесплодии.

В кухне Алексей Степанович долго остужал руки под краном и, остудив, долго мыл и растирал полотенцем.

- Леля, накрой скульптуру тряпками.

- Растрескается, - сказала она.

- Не робей. Я потом из лейки ее полью. Как накроешь, иди чай пить.

Леля казалась напуганной. Бывает такое великое изумление, что сродни ужасу.

Она прихлебывала чай и тихо, с длинными паузами говорила:

- Я почему к вам пришла. Думала, Славик узнает, что я вам позирую, и откажется от меня. И я снова стану ждать Герберта. Герберта легко ждать он как будущее. А Славик - крутой поворот. Он - сегодня. Вы не находите, что жизнь того требует? Не находите?

После программы "Время" пришел Родитель.

- Современная молодежь, - сказал он. - И жених у нее такой же идиот.

Родитель подошел к скульптуре. У Алексея Степановича сжалось сердце: врежет кулаком по лицу - и все. Глина раздастся в стороны безобразной воронкой, и уже нельзя будет дальше рассчитывать на Звезду - он уже будет бояться.

Родитель стоял перед укутанной скульптурой. Шея его напряглась. Он потер лоб. Пробормотал:

- Лелька... И тряпками своими ты ее не скроешь. Бывало, сидит, уроки делает. К ней зайдешь, а она так к тебе и потянется, как котенок.

- Может, посмотрите?

- Ты что! Она ж голая. Она ж дочь...

Родитель отошел к стеллажам. Взглядом сосчитал танцовщиц.

- Чего они все в таких позах - не на носочках?

- Двадцатый век.

- Похабель. А чего мужиков мало?

- Неинтересно мне их лепить. Простые, как циркуль.

Родитель похмыкал, наверно соображал, похож ли на циркуль он. Наверно, ответ в его голове возник отрицательный.

- Ну, а таких, как я, лепишь?

- Леплю. Со звездой Героя. Лучше с двумя.

- Иди ты... А Лелькину статую как назовешь?

- Девушка.

Родитель хихикнул.

- Какая она теперь девушка. Раз у меня попросили ее руки, значит, беременная. Назови "Леля".

- Правильно. Назову "Леля".

- Герберта ты бы вылепил тоже. Он в порядке. Он тяжести поднимает... - Родитель подошел к окну, глянул на якорь и вдруг спросил с разгоревшимся интересом: - Скажи, куда картины деваются? Художников, наверное, тысяч сто, а картин в домах нету. Я когда по холодильникам работал - ремонт по абонементу - по квартирам много ходил. Или старинные висят - от дедушки, или эстампы. Когда новые - значит, сам хозяин художник или кто-нибудь из семьи. Но чтобы покупная - такого не попадалось. Не покупает народ.