Это мой дом (Дорога в жизнь - 2)   ::   Вигдорова Фрида Абрамовна

я в пятый не пойду и в четвертом на второй год не останусь...

- Про второй год ты рано заговорила, все зависит от тебя. Только плакать вовсе не к чему. А у тебя что, Василий?

- Меня без разговору из пятого в четвертый, - отвечает Коломыта. - Ну и правильно. Не знаю я за пятый.

Его спокойствие радует меня не больше, чем рыдания Лиды: в этом спокойствии чувствуется не сознание, что с ним поступили по справедливости, а глубочайшее равнодушие.

Заведующий Иван Иванович сказал мне:

- Я, конечно, понимаю, что не должен делить детей на ваших и моих. Но, доложу вам, ваши дети... Вот Катаев в четвертом классе, а ведь он не умеет по делимому и частному делитель найти, Коломыта пишет корову через ять. Любопыт-нов - тот взял себе привычку: выйдет к доске и молчит, хоть кол на голове теши...

Часы, когда ребята готовили уроки, были самыми драматическими часами наших суток. Лида страстно рыдала над каждой задачей, еще даже не прочитав ее. Катаев с таким лицом открывал учебники, что видно было: все это для него хуже горькой редьки. Лева Литвиненко справлялся с заданным в две минуты, а потом оказывалось, что хоть решение задачи у него и совпадает с ответом, но ход решения - непонятный и бессмысленный, по принципу "абы сошлось".

Каждый день заново разыгрывалась одна и та же сцена.

- Галина Константиновна! - говорил Лева, лучезарно улыбаясь. - Вот, смотрите, все!

Галя просматривала, отчеркивала карандашом ошибки и возвращала тетрадь. Лева, обескураженный, шел на свое место, а еще через пять минут заявлял с той же счастливой уверенностью:

- Все! Теперь - все!

- Ну, давай рассуждать, - говорила Галя и уводила его к окну.

Там они и рассуждали шепотом, чтоб не мешать другим.

Ваня Горошко учил уроки так: прочитает полстраницы, потом закроет книгу и, глядя куда-то в потолок, быстро-быстро шепотом повторяет. Изредка молниеносным движением откроет заложенное место, скользнет по нему взглядом и снова с великим рвением зубрит.

К Лиде обычно подхожу я и, не обращая никакого внимания на ее слезы, говорю спокойно:

- Повтори мне задачу.

- В колхозном стаде... было... - говорит Лида рыдая.

- Так. Что спрашивается в задаче?

- Спрашивается... сколько... - всхлипывает Лида.

Шаг за шагом, без всякой подсказки, она называет вопрос за вопросом и благополучно приходит к решению. Не раз я видел, как, в раздумье сведя брови, глядел на нее Король и молча пожимал плечами.

Степан Искра со своими уроками справлялся очень быстро, но не уходил ни в спальню, ни на улицу, а окидывал столовую испытующим взглядом и подсаживался к кому-нибудь, кто без толку пыхтел над задачей или отчаялся справиться с немецкими глаголами.

Нередко ребята звали сами:

- Степа! Поди-ка...

И он откладывал свой учебник и тотчас шел на зов.

* * *

Разные бывают характеры.

На другой же день после своего прибытия в Черешенки нас поистине огорошил Ваня Горошко.

- Семен Афанасьевич, - шепнул Лира, заглянув в кабинет, и поманил меня рукой.

Я пошел за ним. Лира привел меня к мальчишечьей спальне, приотворил дверь и молча показал пальцем: Ваня сидел у окна и... крючком обвязывал носовой платок. Почувствовав, что на него смотрят, поднял голову, улыбнулся нам и как ни в чем не бывало снова принялся за работу.

- Что это ты делаешь? - спросил Лира, тараща глаза.

- Дрова рублю, - приветливо ответил Ваня.

Лира угрожающе задрал подбородок.

- Ну, ты... тебя спрашивают!

Словно не замечая угрозы, Ваня добродушно пояснил:

- Не видишь? Платок обвязываю.

- Да ты девчонка, что ли?

Ваня взглядом призвал меня в свидетели, что терпение его может и кончиться, и сменил нитку.

Пристрастие его к девичьей работе тотчас стало известно всем. Конечно, над ним стали смеяться. Он кого-то стукнул, кому-то погрозился стукнуть.