Здоровые и больные   ::   Алексин Анатолий

-- И что же вы в связи с этим задумали?

-- Не напрягайтесь, Владимир Егорович.

Более всего Семен Павлович увлекался хозяйственной деятельностью. Ремонт предоставил для этого богатейшие возможности. Он ходил по больнице в полурабочем комбинезоне, умеренно забрызганном краской. Он залезал на стремянки, окунал палец в ведра с олифой и алебастром. Бабкиной предстояло увидеть, как он хозяйствует.

В связи с ремонтом главврач подписал приказ о внеочередном отпуске Маши и Паши. Он сообщил через сестру Алевтину, что на первом собеседовании хирургическое отделение будет представлено лишь ею и мной.

-- Маше и Паше и так запрещено приходить. Мною запрещено! --прокомментировал я это распоряжение. -- Так что он зря опасается.

-- Семену Павловичу нечего опасаться, -- процедила сестра Алевтина. И губы убрались с ее лица.

Неожиданно примчались из своего внеочередного отпуска мои ординаторы.

-- Нет уж, простите, Владимир Егорович, -- заявила мне Маша, -- в одиночестве мы вас не оставим. Наши войска получили мощное подкрепление!

-- Что... или кого ты имеешь в виду?

-- Нину Артемьевну и Виктора Валерьяновича! -- Маша взяла в руки "Книгу отзывов" и потрясла ею в воздухе. -- Отныне этот том будет разделен на две части: Липнин заставит прозвучать "Книгу жалоб", а мы -- "Книгу восхищений". Нина Артемьевна и Зеленцов придут и произнесут вслух все, что они здесь написали. Зеленцов даже сказал, что его запись будет лишь конспектом будущей речи. В его жилах играет моя кровь! Это надежней, чем совесть Бабкиной из управления.

Я сорвал с головы белую шапочку:

-- Вы меня опозорите!

-- Нет, Семен Павлович, а все-таки правда есть. "А все-таки она вертится!" Как сказал Галилео Галилей. -- Маша обратилась ко мне: -- И не пытайтесь разрушить наш замысел: Нина Артемьевна и Зеленцов все равно придут.

-- У них самих есть потребность... и очень сильная... -- начал Паша.

-- Мой муж хочет сказать, что о спасителе должны говорить спасенные.

Я терпеть не мог, когда меня называли спасителем, исцелителем. И попросил:

-- Может быть, вы отмените это. В запасе еще неделя! Зачем мне телохранители? Отмените, пожалуйста.

-- Ни в коем случае! -- вскричала Маша. -- Мы вас на съедение Бабкиной, Липнину и сестре Алевтине не отдадим!

-- Познакомьтесь, Евгения Никифоровна. Это -- заведующий хирургическим отделением. -- Липнин представил меня Бабкиной так, будто между нами ничего не произошло. -- А это старшая сестра Алевтина Петровна.

Главный врач несколько раз порывался уступить Бабкиной свое кресло, но она осталась на том первом попавшемся стуле, на котором уже сидела. Оглядела меня, как человека, о котором наслышалась... В ее взгляде не было твердых намерений и предвзятости. Полное, чуть одутловатое лицо сердечницы было ненарочито благожелательным.

Острили, что Бабкина не смогла выйти замуж, потому что наедине оставалась только со своей совестью. Почему иные с таким вожделением насмехаются над высокими чувствами? "Высокопарно!" -- иронизируют они. Высоко парить? Разве это так плохо?...

-- Вам, Евгения Никифоровна, первое слово! -- сказал Липнин и снял свои массивные очки, чтобы было видно, как он внимает каждой фразе.

-- Смерть на операционном столе от тимико-лимфатического состояния, которое никто предвидеть не может, придется охарактеризовать как несчастный... или, точней сказать, трагический случай, -- начала Бабкина. --Но важно выяснить, нет ли предпосылок для других подобных же случаев. Понять, какая в хирургическом отделении атмосфера.

-- Тогда, если позволите, мы для начала послушаем старшую сестру отделения, -- предложил Липнин. -- Бывшую фронтовичку!

-- Я не была на фронте, -- возразила сестра Алевтина. -- Работала в госпитале... но здесь, в городе.