Коко Шанель   ::   Гидель Анри

Тем более что во время первого сеанса она ни словом не обмолвилась, что хочет от него, – она просто наблюдала за ним. Экзамен выдержан, он принят! Трудность заключалась не в том, чтобы заставить сиять ее взгляд – черные глаза Коко блестели ярче антрацита, – а в том, чтобы приглушить его. Что делать, такова вечная проблема слишком жгучих брюнеток! Доверие, установившееся между Жаком и Коко, словно открыло клапаны, выпустившие потоки слов – начались бесконечные монологи, благодаря которым Клемант все узнал о Коко… Поначалу он дважды или трижды пытался предлагать ей свои советы, но вскоре понял, что их у него не спрашивали. Но молодому двадцатилетнему мастеру грех было жаловаться – за годы общения с одной из самых замечательных женщин своего века он накопил богатейший опыт работы по специальности.

* * *



Однако же, несмотря на преклонные годы, она по-прежнему оставалась острой на язык:

– Сколько лет вы дадите графине де Б"""? – спросила она Шазо.

– Думаю, она на пятом десятке!

– Разве? Я так не думаю… А впрочем… Да, на пятом десятке… До Рождества Христова…

Ее глаза светились от удовольствия, как у мальчугана, совершившего ловкую проделку. Любо-дорого было послушать ее суждения о некоторых новых течениях, в частности, о мини-юбках, которые она изрекала надтреснутым голосом крестьянки:

– Ныне молодые женщины одеваются не то как клоуны, не то как совсем маленькие девочки… Они не правы. Мужчины не любят маленьких десятилетних девочек, а если и полюбят, то потом задушат…

* * *



При всем при том одиночество оставалось для нее большой проблемой. Кто любит ее? Кто думает о ней после смерти ее друга-поэта? Большинства ее друзей нет в живых. Она была обречена разделить страшную судьбу чересчур богатых людей, которые не могут поверить в то, что они безразличны тем, кто их окружает… в том числе собственной семье… Однажды в студии секретарша сказала ей:

– Мадам, ваш племянник спрашивает, может ли он повидать вас… Он будет очень счастлив…

– Извините, это не нужно. Скажите ему, что он может пройти в кассу, как обычно.

Однажды, впав в меланхолию, она заговорила со своей внучатой племянницей Тини Лябруни и, обратив к ней взор маленького грустного фавна, поведала ей о сокровенном:

– По существу, права ты, Тини. У тебя муж, дети, а я одинока. У меня жизнь не удалась.

К счастью, она по-прежнему была окружена людьми, которые помогали ей и восхищались ею. С 1954 года она дала ответственные поручения по ведению своего Дома моделей Лилу Маркан – сестре актера Кристиана Маркана и супруге журналиста газеты «Экспресс» Филиппа Прумбаха. Вплоть до 1971 года Лилу играла столь важную роль в ее повседневном существовании, что рисковала этим поставить под удар гармонию своих отношений с супругом. Со своей стороны, психоаналитик и писатель Клод Дале одарил Габриель в последние десять лет ее жизни своей неусыпной дружбой.

Тем не менее каждый вечер, едва спускались сумерки, Коко охватывал приступ тоски – груз одиночества становился для нее совершенно невыносимым. Тогда она стала затягивать рабочий день допоздна – к большому огорчению персонала Дома Шанель. Мысль об обеде в одиночестве приводила ее в ужас.

– А ваши друзья?

– А что друзья! У женщин нет друзей. Их либо любят, либо нет.

* * *



Все же она продолжала по вечерам наносить визиты – то к Лазаревым, то к Эрве Миллю, на рю де Варенн. Как-то она отправилась в сопровождении Эрве Милля в «Гранд-опера»; с ними в компании был также критик Матье Гале, который пометил в своем дневнике: «Удивительным шармом обладает эта престарелая дама, еще почти желанная под своими румянами. Взгляд у нее остается живым, улыбка ироничной и требовательной (…), а походка величавой».