Плывя с Конецким :: Аннинский Лев
Страница: 2 из 8 | |||
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||
КАТЕГОРИИ КНИГПОСЛЕДНИЕ ОТЗЫВЫ О КНИГАХМихаил (19.04.2017 - 06:11:11) Антихрист666 (18.04.2017 - 21:05:58) Ладно, теперь поспешили вы... (18.04.2017 - 20:50:34) Роман (18.04.2017 - 18:12:26) АНДРЕЙ (18.04.2017 - 16:42:55) СЛУЧАЙНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕОСЕНЬ 21.08.10 - 11:34 Хотите чтобы ваше произведение или ваш любимый стишок появились здесь? добавьте его! |
И когда Юрий Казаков (переписка с которым составляет один из ярчайших эпизодов в прозе Конецкого) называет своего друга лопухом, прохиндеем и сивым мерином, а себя гением, то это не просто игра в псевдоподдавки, свойственная обычно писателям, стесняющимся своих амбиций, это ведь еще и вера, что каждое слово писателя, попадая в сферу псевдосмыслов, будет "затерто" жизнью: истолковано как бы несколько вспять и наоборот. С учетом этой обратной перспективы, то есть "кося глаз на корму", и говорится самое сокровенное, самое заветное.
Так что же это, прикрытие абсурдом? Да. И поэтому так важна у Конецкого "банальность" обстоятельств, "сеть помех", "сор документальности" - веер летящих ледовых брызг, жалящих, жгущих, ослепляющих, сквозь которые уже и ощущаешь все другое: жесткость перил, твердость палубы, надежность курса и прочие константы жизни: константы над подвижной хлябью, ибо Конецкий "морской писатель". Однако это-то как раз я и хотел бы раз и навсегда оставить в стороне. Потому что проза Конецкого - это прежде всего проза русского писателя, порожденная современной духовной ситуацией и на нее откликающаяся. Безотносительно к тому, "морской" перед нами ландшафт или "охотничий", "северный" или "южный", "парижский" или "питерский". Морской - он тоже видит сухопутную жизнь, но с неожиданного ракурса. Конечно, вполне отвлечься от "специфики" невозможно, да и незачем. Конецкий сросся со льдами Севера, и никакие тропики (туда он тоже ходил), никакая Антарктика (было и это), никакие среднерусские дорожки (Чехов, Бунин) его от морского Севера не оторвут. Но тогда вот вопрос: как примирить два ощущения? Первое: Конецкий вне моря непредставим; он наследник Станюковича, Новикова-Прибоя, Колбасьева; дело именно в этом: в этой теме, в этой специфике, в этой судьбе. И второе: в "морском сюжете" воплотилось нечто, этот сюжет превышающее, и Конецкий входит в ваше читательское сознание не как (не только как) знаток темы, но как исповедник определенной духовной истины, превышающей тему. То есть он, конечно, "морской писатель", но дело все-таки не в этом. В чем же? Почему такая странно-сдвоенная репутация у автора "Соленого льда", "Завтрашних забот" и "Третьего лишнего": морская специфика словно бы мешает ощутить более глубокую (и неуступчивую) позицию этого автора в вопросах, которые касаются всех и имеют отношение ко всему? Тут не отделишь. Без моря нельзя; я сам когда-то, лет сорок назад, молодым критиком, салютовал первым романтическим морским рассказам Конецкого и не беру назад ни единого слова, но... что-то ведь и ускользает. Как ни странно, за сорок лет работы о Конецком ни разу, кажется, не заговорили как об авторе сенсации. Впрочем, нет, сравнительно еще недавно, в момент, когда "ветром перемен" пораспахивало форточки в журналах, вдруг пронеслось и о нем по литературным коридорам: Читали? - Где? - В "Неве"! - Что?! - Конецкий о Казакове! - Нет. А что там? - Там та-кое!! - в после некоторого препинания следовало что-то гоголевское: вот, мол, ежели бы сейчас, как во времена Писемского, да разыграть "Ревизора" наличными писательскими силами, так на роль Хлестакова Конецкий предложил бы Евгения Александровича Евтушенко... - Ну? Так прямо и написал?? - Так прямо. Во, времена!.. А полемика с Аксеновым! А диалоги с Некрасовым, на заре Перестройки прямо со страниц "Огонька" шедшие "в народ" легендами! Некоторая суетность этих сенсаций, вполне, впрочем, понятных в горячке нововведенной тогда гласности, не должна отвлечь нас от главного, а главное тут вот что: от Конецкого ждут высказываний по кардинальным вопросам. И ждут неспроста. Он высказывается. Хотя вроде бы прикован взглядом к "носу", разрезающему волны. А что, если "Никто пути пройденного..." - действительно финальный аккорд "романа-странствия", начатого когда-то "Соленым льдом" и уместившегося в семь книг, в цикл под общим названием "За доброй надеждой"? Если это вообще последняя книга Конецкого на морском материале? Тем интереснее. Никто пути пройденного у нас не отберет. Конецкий и на суше остается Конецким. |
ИНТЕРЕСНОЕ О ЛИТЕРАТУРЕ
ТОП 20 КНИГ
ТОП 20 АВТОРОВ
| ||||||||||||
|