Дурак умер, да здравствует дурак!   ::   Уэстлейк Дональд

В нашем доме мистер Грант занимал первый этаж, на втором проживал отставной военный летчик по имени Уилкинс, а я обретался на третьем. Все мы жили бобылями, были людьми тихими и малоподвижными и не очень любили шум. Мне стукнуло 31, и я был младшим из нашей троицы, а старшенствовал у нас Уилкинс.

Мы добрались до его двери, позвонили и стали ждать, состроив скорбно-растерянные мины, издревле присущие всем дурным вестникам.

Вскоре дверь открылась, и перед нами предстал Уилкинс — ни дать ни взять редактор отдела писем «На склоне лет», облаченный в синюю рубаху с красными нарукавниками; зеленый солнцезащитный козырек был сдвинут на лоб. В заляпанной чернилами руке Уилкинс держал древнюю самописку. Посмотрев на меня, потом на мистера Гранта, на его вилку, на его креветку и, наконец, опять на меня, он спросил:

— Хм?

— Извините, сэр, — сказал я. — Не заходил ли к вам нынче пополудни человек по имени Клиффорд?

— Ваш сосед по комнате, — Уилкинс ткнул в мою сторону самопиской. Занял у меня семь долларов.

Мистер Грант застонал. Мы с Уилкинсом, как один, взглянули на его креветку, словно стенания исходили от нее. Я сказал:

— Сэр, этот Клиффорд, или как там его, никогда не был моим соседом по комнате.

— Хм?

— Он мошенник, сэр.

— Хм? — Уилкинс прищурился, словно смотрел не на меня, а обозревал залитое полуденным солнцем техасское раздолье.

— Мошенник, — повторил я. — Кидала. От слова «кидать», или обманывать. Это разновидность жулика.

— Жулика?

— Да, сэр. Кидала — это человек, который умеет убедительно врать, и в награду за такое умение вы отдаете ему свои денежки.

Уилкинс задрал голову и уставился в потолок, словно хотел проникнуть взором в мое жилище и убедиться, что по нему не расхаживает Клиффорд в рубахе с коротким рукавом, тихо и безмятежно вкушая от радостей сожительства со мной. Не сумев разглядеть никакого Клиффорда (а возможно, и пробуравить взглядом потолок — уж и не знаю, в чем именно он потерпел неудачу), Уилкинс удовольствовался созерцанием моей особы и спросил:

— А как же посылка? Разве ее принесли не ему?

— Никакой посылки не было, сэр, — объяснил я. — В этом и заключалось мошенничество. Он соврал вам, будто получил посылку НП, и ему...

— Совершенно верно, — Уилкинс наставил на меня самописку, разбрызгав немного чернил. — Оно самое: НП. Наложенным платежом.

— Но на самом деле никакой посылки не было, — твердил я свое. — Он соврал, чтобы вытянуть из вас деньги.

— Не было посылки? Не ваш сосед?

— То-то и оно, сэр.

— Черт возьми! — вскричал Уилкинс, мгновенно приходя в ярость. Стало быть, этот человек — грязный обманщик!

— Да, сэр.

— Где он? — сердито вопросил Уилкинс, приподнимаясь на цыпочки и выглядывая из-за моего плеча.

— Должно быть, за много миль отсюда, — ответил я.

— Правильно ли я вас понял? — спросил Уилкинс, злобно зыркнув на меня. — Вы даже не знаете этого человека?

— Совершенно верно, — ответил я.

— Но ведь он пришел из вашей квартиры.

— Да, сэр. Он только что выклянчил у меня двадцать долларов.

— А я дал ему пятнадцать, — вставил мистер Грант, который выглядел куда несчастнее своей креветки.

— Так вы думали, будто он — ваш сосед? — спросил меня Уилкинс. Это же бессмыслица.

— Нет, сэр, не думал. Он представился мне как сосед мистера Гранта.

Уилкинс метнул на Гранта суровый взгляд.

— Так он — ваш сосед?

— Разумеется, нет! — жалобно воскликнул мистер Грант. — Я и сам выложил ему пятнадцать долларов!

Уилкинс кивнул.

— Понятно, — сказал он и задумчиво добавил:

— По-моему, нам следует обратиться к властям.

— Мы как раз собирались, — сообщил я ему. — Позвоню, пожалуй, своему приятелю из ОБМ.

Уилкинс опять с прищуром взглянул на меня из-под козырька.