Встречи с русскими писателями в 1945 и 1956 годах   ::   Берлин Исайя

Но могу свидетельствовать, что весной 1945 года

очереди в книжных магазинах были гигантскими, интерес к литературе огромен,

газеты "Правда" и "Известия" раскупались в считанные минуты. Я не знаю

другого примера подобного интеллектуального голода. Жестокая цензура не

допускала ни какой-либо эротической литературы, ни низкопробных триллеров, в

общем, того рода книжек, которые заполняют полки европейских вокзальных

киосков. Вероятно, поэтому русская публика была более прямой и наивной, чем

наша. Я записывал в то время замечания и суждения театральных зрителей -

часто простых рабочих и крестьян - на спектаклях по пьесам Шекспира,

Шеридана или Грибоедова. Особенно меня поразило, как зрители реагировали на

рифмованные строки из "Горя от ума". Их высказывания производили на меня

впечатление своей непосредственностью, чувством причастности, открытым

восхищением или наоборот - неодобрением. Всe это казалось неожиданным и

трогательным гостю с Запада. Возможно, именно для такой публики писали

Еврипид и Шекспир: для людей с неиспорченным, свежим, юным взглядом на мир.

Несомненно, идеальная аудитория для драматургов, прозаиков и поэтов!

Не исключено, что именно нехватка подобной реакции читателя на Западе

способствовала распространению вычурных и неясных форм авангардного

искусства. В этой связи не могу не согласиться с Львом Толстым, критикующим

современную литературу. Правда, я не во всeм согласен с ним и часто нахожу

его суждения догматичными и непоследовательными.

Меня поразил контраст между живой восприимчивостью советского читателя

и официальным общественным мнением, насаждаемым властями. Собственно, я

ожидал встретить серость и упадничество на всех уровнях. Однако эти ожидания

оправдали себя лишь в официальном кругу, в среде людей, целиком

подчиняющихся догмам и законам, но не в театрах, кино, книжных магазинах,

поездах, трамваях, на лекциях и на футбольных матчах.

Ещe перед отъездом в Москву британские дипломаты, служившие ранее в

России, предупредили меня, что встретиться с простыми советскими гражданами

будет не так просто. Русские гости на официальных дипломатических приeмах -

это тщательно отобранные бюрократические чиновники. Иногда на такие приeмы

приглашают артистов балета и театральных актeров, поскольку их принято

считать наиболее простодушными и наименее интеллектуальными среди людей

искусства и потому далeкими от свободомыслия и, как правило, не позволяющими

себе неосторожных высказываний. Поэтому у меня заранее создалось

впечатление, что все западные посольства в России находятся в культурной

изоляции, что дипломаты, журналисты, да и вообще любые иностранцы обитают в

своего рода зоопарке: их клетки сообщаются между собой, но огорожены от

внешнего мира. Такая ситуация по моему убеждению сложилась не только из-за

языкового барьера и всеобщего страха перед подданными других стран, особенно

капиталистических, но и из-за определенных инструкций для членов

Коммунистической партии, обязывающих их воздерживаться от контактов с

иностранцами.

Реальность показала, что эти предупреждения оправдались в значительной

степени, но всe же не абсолютно. За время моего короткого пребывания в

России я встречался не только с литературными бюрократами и преданными

партии балетными танцорами, но и с подлинно талантливыми писателями,

музыкантами и режиссeрами, среди которых выделяю двух великих поэтов. Первый

- это Борис Леонидович Пастернак, о встрече с которым я давно мечтал и перед

чьей прозой и стихами благоговел. Не знаю, решился бы я искать знакомства с

ним, не имея к этому удобного повода. Но к счастью, я знал его сестeр,

живущих (и по сей день) в Оксфорде. Они попросили меня передать брату пару

сапог.