Хрущев. Смутьян в Кремле   ::   Емельянов Юрий Васильевич

После смерти Сталина среди нас не было человека, который считался бы признанным руководителем. Поэтому и поручили сделать доклад мне».

Комментируя это замечание Хрущева, Эдвард Крэнкшоу писал: «Хрущев никогда бы не позволил кому бы то ни было выступать с отчетным докладом. Это было бы равносильно признанию им своего поражения». В то же время упоминание Хрущевым того, что Молотов «имел более всего оснований претендовать на роль докладчика», могло свидетельствовать о том, что о таком варианте говорили некоторые члены Президиума.

Хрущев вряд ли мог спокойно воспринять выдвижение кандидатуры Молотова в качестве основного докладчика на съезде. Однако вряд ли в последние дни перед съездом партии подвергалось пересмотру решение, о котором было объявлено в повестке дня съезда задолго до его начала. Скорее всего, Хрущев, как обычно, излагал события весьма неточно и речь шла о другом.

Во-первых, речь могла идти о предложении Молотова выступить с докладом о программе партии. Как известно, на XIX съезде была создана комиссия, которая должна была доложить следующему съезду о проделанной работе. Каганович вспоминал, что еще во время отпуска Хрущев позвонил ему и сказал: "Молотов предлагает включить в повестку дня XX съезда вопрос о программе партии. Видимо, он, Молотов, имеет в виду, что докладчиком по этому вопросу будет он. Но если уже включать в повестку дня съезда вопрос о программе, то докладчиком надо назначать тебя, потому что ты этим вопросом занимался еще к XIX съезду. Но вообще, – сказал он, – мы не готовы к этому вопросу". Я ему ответил, что я тоже считаю, что мы не успеем подготовить этот вопрос, поэтому включать его в повестку дня XX съезда нельзя».

Во-вторых, Хрущев мог спутать вопрос о первом докладчике с вопросом о первом председательствующем на съезде. Дело в том, что уже в течение четверти века съезды партии открывал В.М. Молотов. Поэтому накануне XX съезда, вероятно, обсуждался протокольный вопрос, кто будет открывать его, и некоторые члены Президиума ЦК решили следовать сложившейся традиции. Хотя выступление в связи с открытием съезда было обычно кратким, оно могло содержать ряд принципиальных оценок периоду, прошедшему после XIX съезда. Согласиться на то, что его главный оппонент станет открывать съезд, Хрущев не желал. Сам факт обсуждения кандидатуры Молотова в качестве лица, которое могло открыть съезд партии, вероятно, вызвал опасения Хрущева.

Он мог заподозрить, что если накануне съезда его основному сопернику предлагают открыть съезд партии, то еще большие сюрпризы могут ожидать Хрущева в ходе съезда и после него, когда встанет вопрос о перевыборах руководства. Где гарантия того, что в ходе съезда или на пленуме ЦК сразу после съезда Хрущев не будет смещен с поста Первого секретаря, а его место займет Молотов? Отстранение Хрущева могло произойти без отряда вооруженных генералов, а в строгих рамках выборных процедур, предусмотренных уставом КПСС. Обвинение же Молотовым Хрущева в «не ленинской» политике могло привести к его политическому крушению и гибели. Поэтому он добился того, что ему было поручено открыть XX съезд партии. И все же Хрущев не был достаточно уверен в прочности своего положения.

Для того чтобы одержать верх над Молотовым, Хрущеву надо было сокрушить его авторитет. А для этого надо было ударить по исторической основе авторитета Молотова, как второго человека в стране после Сталина. Чтобы доказать негодность Молотова как партийного руководителя, надо было опровергнуть правильность действий самого Сталина. Первую попытку такого рода Хрущев предпринял уже на июльском пленуме ЦК, когда обвинил Молотова и Сталина в самовольном принятии решений о разрыве с Югославией в 1948 году.