И паровоз навстречу!   ::   Панарин Сергей

Солнце, висящее в зените, светило, но не грело.

Лес производил на Лавочкина гнетущее впечатление: голые деревья, торчащие ровными рядами через равные интервалы, казалось, были безжизненными, и хотя путники брели между ними не более трех часов, создавалась иллюзия, что посадки бесконечны.

Коля шумно вздохнул, одергивая меховую куртку. Чудеса в решете — перед походом Всезнайгель извлек из поясного кармашка несколько орешков, вскрыл их и достал из каждого по шубейке.

— Не печальтесь, барон Николас, — проговорил колдун, садясь прямо в сугроб. — До комнаты маленького народца осталось совсем немного.

Тилль, невысокий худой мужчина лет сорока, смотрелся рядом с долговязым Лавочкиным почти лилипутом. Однако маг держался с достоинством, отметавшим любую мысль об улыбке. Даже сидя в снегу, Всезнайгель умудрялся не терять осанки и сохранять невозмутимый вид.

На лице прославленного мудреца лежала тень усталости: узкие карие глаза были воспалены, смуглая кожа казалась темнее, чем обычно. Накануне Тилль выдержал удар Дункельонкеля, а затем всю ночь лечил раны солдата, прапорщика Дубовых и графини Страхолюдлих.

Сейчас Палваныч и Хельга топали за Колей и Всезнайгелем. Прапорщик был слаб, но крепился.

Страхолюдлих и вовсе проявила себя как настоящая женщина — она не только восстановила силы, но и умудрялась поддерживать шатающегося Дубовых.

Доковыляв до солдата и мага, они рухнули и растянулись, тяжело дыша и глядя в серое небо. Хельга была белее снега. На фоне длинных смоляных волос это особенно бросалось в глаза.

— Все-таки насколько далеко может зайти любовь к порядку, — пропыхтел Лавочкин, усаживаясь рядом с волшебником. — Посмотрите на лес, Тилль. Его явно сажали по линейке.

— Конечно, Николас. В королевстве Труппенплац даже рожают по команде, — усмехнулся Всезнайгель.

В голосе вальденрайхского придворного колдуна проскочили нотки пренебрежения. Коля вспомнил, что, во-первых, Труппенплац был основан простолюдином Альбрехтом, а во-вторых, безродный король установил в стране такой военный порядок, какой встретишь не в каждой армии.

— Вот это я понимаю — дисциплина, — сипло проговорил прапорщик Дубовых. — Учись, рядовой. И, это… Зря троллю флейту отдали. Сейчас бы курочки…

— Помолчи, Пауль, не траться, — сказала Хельга. На ее неестественно бледном лице блестели капли пота — Палваныч был тяжким грузом.

Всезнайгель поднес палец к губам. Изумрудные глаза колдуна полыхнули недобрым огнем. Шепнул:

— Что-то не так.

И тут же справа и слева от отдыхающих путников «ожили», взорвались сугробы, и из них выскочили люди в белых маскировочных плащах. Шестеро лучников и один мечник, очевидно командир.

— Не двигаться! — приказал главный. Тилль поднял руки и спокойно заговорил:

— Мы граждане дружественной…

— Молчать, — рявкнул главный. — Пойдете с нами. Арестованы.

Всезнайгель прошептал спутникам:

— Никаких резких движений, господа. Пауль, не зовите своего черта. Николас, не колдуйте со Знаменем. Не сейчас.

— Я уже попробовал, — пробурчал Коля, осторожно вставая. — Знамя все еще не действует.

Палванычу и вовсе было не до вызывания черта — уставшему раненому прапорщику стало хуже. Хельга Страхолюдлих и сам Тилль попросту выдохлись, а два усталых мага против лучников…

Сдаваться так сдаваться.

Разоружив путников, вояки встали в конвой. Двое здоровяков подхватили Дубовых под мышки и понесли его. Остальные ни на миг не ослабляли бдительности. Процессия двинулась. При этом главный сказал от силы три слова. Военная дисциплина и выручка местных солдат не требовали долгих объяснений.

Попытки Всезнайгеля разговорить командира окончились полным провалом: тот не отвечал на вопросы.