Крылья Дедала   ::   Жукова Людмила

- Кто не знает великого Дедала из Афин?!

Дедала знают басилеи и фараоны, свободные граждане и рабы, потому что кто, как не он, построил великолепные дворцы в Греции, Египте и теперь здесь, на Крите! Кто, как не он, смастерил волшебные самодвижущиеся автоматы в египетских храмах? Кто, как не он, изваял замечательные скульптуры!

Дедала знают мореходы и купцы, потому что кто, как не он, изобрел паруса и мачты и теперь долгий путь к Данепру и дальше - к Гиперборейскому морю - за желтым теплым янтарем стал короче!

Дедала знают атлеты, потому что кто, как не он, много раз первенствовал и в состязаниях на колесницах, и в силовых упражнениях, вмиг переламывал, как жерди, бронзовые мечи! Кто, как не он, мог на охоте ударом кулака в голову свалить вепря!

Дедала знают строители всей Земли, потому что кто, как не он, изобрел прекрасные инструменты - коловорот, который просверливает каменные глыбы, и резец, что их обтачивает, и отвес, и рубанок, и набор топоров, а еще пилы и долота... - продолжал петь аэд.

Дедал усмехнулся: пилы и долота изобрел не он, а его племянник и любимый ученик Тал. Но что поделаешь с людской молвой? Во все времена приписывали народным кумирам и чужие заслуги.

- Дедала знают и любят боги, - громче, чем раньше, зазвенел кифарой аэд, готовя торжественный финал гимну, - потому что кто, как не он, уже при жизни стал столь славным, столь знаменитым!

- Любят боги! - горько покачал головой Дедал. - Любят боги! Тогда почему они допустили тот страшный роковой удар? И на Дедала - искусника и изобретателя, ваятеля и зодчего - легла мрачная тень убийства?!

Он крепко зажмурился, отгоняя видение - любимый ученик в объятиях кокетливой жены Дедала, его испуганное лицо и ее - насмешливое, вызывающее... Он тогда ударил, ударил кулаком в лицо, и его рука, привыкшая иметь дело с камнем, даже не ощутила боли. О, как зарыдал он тогда, увидев бессильно упавшее тело любимого ученика! Как он хотел вернуть назад ушедшее мгновенье...

Дедал застонал, стиснув лицо ладонями. Тогда он поддался животной ярости только на миг, и вот удален на годы от родины, от друзей...

Звонкий голос аэда умолк. Видно, он ждал, что хозяин выйдет на крыльцо и похвалит.

Длинный гимн сложил аэд во славу Дедала, но почему в нем не было ни слова о том убийстве?

Обеспокоенный этой мыслью, Дедал вскочил с узкого ложа. Обнаженный, вступил в столб света и тепла, стоял, раскачиваясь, высокий, статный, тонкий в поясе - юноша, да и только, если бы не серебро в русых кудрях, если бы не глубокие складки от крыльев носа к углам рта.

Почему аэд умолчал об убийстве? О нем же знают все... И Минос, давший ему убежище, вволю наслушался укоров.

Накинув рабочий хитон, он звонко прошлепал по глиняному полу в завешенный пологом угол. Там, на темном полу, распластались огромные пестрые крылья - для Дедала и поменьше - для Икара.

Кожаные крепкие ремни плотно обхватили пояс и руки Дедала, он пошевелил ими. Хорошо! Осталось закончить аппарат, который сможет поддерживать крылья в струе воздуха, - и прощай, Минос! Прощай, Пасифая! Прощай, неволя! Ах, Икар, если бы ты хоть чуточку был похож на искусника Тала! Если б ты хоть чуточку мог помочь отцу! Давно были бы готовы крылья...

- Приветствую тебя, певец! - хрипло поздоровался Дедал и откашлялся, чтобы показать - хрипит не от волнения, а от сна. Он стоял на резном деревянном крыльце в запачканном клеем и глиной хитоне, подперев бока, и аэд, шагнув ему навстречу из тени могучего тиса, восхищенно произнес:

- О, Мастер, если бы я был, как ты, ваятель, я бы воплотил тебя в камне, но я аэд, и я пою о тебе.

Дедал поморщился, сбежал с крыльца. Словно стараясь скрыться от палящих лучей весеннего солнца, быстрым шагом пересек двор, вошел в тень тиса, где готовили утреннее застолье слуги, и пригласил:

- Садись, аэд, поешь, набирай силы.

Того не нужно было уговаривать: после долгого заточения в темницах Миноса он испытывал волчий аппетит и лишь усилием воли заставлял себя есть медленно, пристойно.