Лицо для Сумасшедшей принцессы   ::   Устименко Татьяна

Ровные дуги бровей, холеная полоска темных усиков. Это он, мое невозможное наваждение, мой сказочный принц с портрета в Лабиринте судьбы. Юноша доверчиво прижимается ко мне всем телом, погружая лицо в вышитые батистовые рюши на моей груди. Едва различимое дыхание проникает в разрез рубашки, вызывая мурашки на коже и упоительно-жгучее подрагивание где-то глубоко. В душе, наверно. Потом он отстраняется от сладостного изголовья и заглядывает мне в лицо:

– Мы ошиблись, мы призвали древние силы, оказавшиеся намного могущественнее нас…

– О чем ты говоришь? – шепчу я, нежно баюкая его в своих объятиях.

– О тварях стужи, ледяных ярлах, детях холода… У них множество имен, означающих одно – смерть без надежды на возрождение.

– Но как они смогли проникнуть в наш мир?

– Мы с сестрой первыми нашли Хроники Бальдура и оживили древнее заклятие, желая воспрепятствовать тебе! Слепые глупцы!

– И кто сможет остановить вызванное зло? – растерянно спрашиваю я, больше увлеченная очертаниями бледных губ, которые призывно приоткрываются так близко, слишком близко…

– Ты! – уверенно выдыхает он. – Ведь ты же нам поможешь, моя Сумасшедшая принцесса?

– Помогу! – Я жадно тянусь навстречу его сахарным устам.

В какой-то непредсказуемой точке пространства мы встречаемся, и мир на мгновение замирает, не смея нарушить наше уединение. Время останавливается. Ленивое сонное солнце застывает над верхушками деревьев, и только наши сердца громко стучат в унисон, все убыстряя и убыстряя бег крови по венам. А потом я ощущаю, как его зубы удлиняются, превращаясь в жуткие изогнутые клыки, жадно впивающиеся в мои доверчиво подставленные губы… И сказочный принц утробно и ненасытно рычит, крепко обхватив меня за плечи…



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1



Я дернулась, больно ударилась локтем о деревянный край кровати и проснулась. В очередной раз нарушенное твердое правило – не пить на ночь – привело к однозначным последствиям: мне приснился кошмар. Очень живой и реалистичный. Даже слишком правдоподобный, пугающий и объемный. Я на всякий случай дотронулась до губ, опасаясь обнаружить следы укусов, но, к счастью, не выявила ничего, кроме обычной сухости и стянутости, всегда сопровождающей утреннее похмелье. Невыносимо ныло в затылке, а в надбровные дуги словно раскаленные иглы впились. Как известно, мигрень – болезнь аристократов, у простолюдинов обычно все протекает намного примитивнее: банально раскалывается чердак. Сегодня, несмотря на всю свою благородную родню, я на полном основании могла смело причислить себя к самому захудалому деревенскому быдлу. Добил бы меня, что ли, кто-нибудь добрый…

Из-за стены донесся приглушенный стон, и я обрадованно ухмыльнулась: видно, не одна я сейчас маюсь страшной головной болью и омерзительной тошнотой – некоторым приходится не в пример хуже. К изнеженной жалобе Ланса добавился бесцеремонный бас Огвура, зычно требовавшего рассола для поправки здоровья, изрядно пошатнувшегося по причине затянувшейся вчерашней попойки. И желательно побыстрее и побольше! Мой тонкий слух различил сначала далекое недовольное ворчание хозяина, но потом его же более громкое, вежливое, очень подобострастное: «Сейчас, сейчас». Еще бы: один вид огромной секиры разгневанного орка приводил в содрогание и более смелых противников. Вверх по лестнице торопливо протопали хоть и далеко не худые, но отнюдь не лишенные известной привлекательности ножки дебелой трактирщицы, а восторженный голосок трепетно спросил:

– Желает ли господин воин кофе в постель?

– В кружку, дура! – протестующе взревел недужный тысячник.

«Зря стараешься, милочка! – мысленно позлорадствовала я.