Ночь птичьего молока   ::   Силецкий Александр

- Но, простите, откуда? - В углу сидел некто, жевал мятный пряник и был полон сарказма. - На пустом ведь месте... Я все видел!

- То-то и оно! Волшебство, товарищи, чистой воды волшебство!

- М-да, - донеслось с другой стороны стола, - оно, впрочем, конечно такой уж век. Нынче в газетах каждый день о чудесах трубят... И не надоедает.

- Ну, а коли так, - улыбаясь, сказал Семибратов, - валяйте, друзья! Бесплатное удовольствие. Аттракцион для всех!

- Хочу индейку, в ананасах! - тотчас раздалось, будто выстрел.

- Хочу заливного поросенка!

- Побольше...

- Да чтоб совсем уж прямо вот такое!..

- А мне бы... Ах!..

- Хочу, товарищи, хочу!

И через пять минут стол ломился от яств, и возникали все новые лакомства, новые чудеса кулинарного искусства, приправленные фантазией гостей, а гости, в раж войдя, надсаживались до хрипоты.

Семибратов же только ухмылялся, довольно потирал руки и бегал вокруг стола, взгоняя страсти до предела: "Хочу - могу, ну и хоти, не медли!".

Но наконец все утомились.

Красные и потные, они уселись на свои места, схватили вилки, ложки и ножи и принялись накладывать в тарелки всяческую снедь, чтобы тотчас набить себе рты, запивая заморскими винами, безалкогольными настойками и коньяками, и, не прожевав как следует одно, с голодной жадностью наброситься на новые куски.

Это был пир - ужасный и восхитительный.

Раблезианский пир. Чумной.

- Где скатерть-то достали, ик?

- Да с рук купил...

- И много было, ик?

- Одна-единственная.

- Врете, батенька, заливаете? Небось в магазине, из-под прилавка, да? По старой памяти, на экспорт? Да?

- Да нет же, право...

- А заплатили сколько?

- Двадцать пять.

- Целковых?

- Ну, естественно!

- Вот видите! Вот видите! За уникальную-то вещь сдерут - ого-го, подумать страшно!.. Сказать не хотите - ладно. А еще называется - друг...

- А что? - встрепенулась какая-то дамочка с лицом эмансипированной матрешки. - Вот ведь здорово-то, а? В любом магазине - по скатерти-самобранке... По чуду на каждом углу! Все были б сыты до отвала.

- Нет, такого и не ждите, - возразили ей. - Эти скатерти в Африку посылают. Там народ голодает, а денег нет ни у кого... Оттого у нас из-под полы и приходится доставать. Ура развивающимся странам!

- Нет, вы представьте себе, - не унималась дамочка, - вы только представьте себе, я слышала: электроника эта может все! Глядишь, волшебную палочку изобретут... И на службу ходить не надо. Махнешь разок - и все, что пожелаешь... И машины, и квартиры, и мебель там, и драгоценности, о господи! А денег - кучи, кучи!..

- Деньги-то на что? - резонно перебил ее супруг. - Ты - думай прежде...

- Как - на что? Они всегда нужны. И потом, мало ли... Война вдруг... Или палочка сломается...

- Э, бросьте, - с ухмылкой сказал Семибратов, - никаких вам палочек не будет. Это уже слишком. Но вот скатерть-самобранка!..

- Слушай-ка, Вася, будь человеком, продай ты мне ее, скатерку эту. Я тебе тысячу целковых отвалю.

- Кровью добытое - не продаем! Нет, вы только послушайте его, захохотал, подбоченясь, Семибратов. - Он с ума сошел, ей-богу!

- Хочу птичьего молока, - решительно потребовала матрона с дальнего конца стола.

- Птичьего? - замялся Семибратов. - Да я, право, и не знаю...

- А вы попробуйте! Вы - закажите. Вам же ничего не стоит...

- Уговорили. Ладно. Ну-ка, скатерть, подавай нам птичьего! Дистиллированного! Живо!

Все кругом на секунду померкло, покрылось волнующейся дымкой, зазвенели колокольчики, заливаясь, как сотни соловьев, и наконец посреди стола возник белоснежный кувшин, плотно прикрытый инкрустированной крышкой и с длинным, будто шея лебединая, носиком, из которого разносились удивительнейшие свежесть и благоухание.

- Пожалуйста! - сказал горделиво Семибратов. - Птичье так птичье...