Союз одиночек   ::   Иванов Сергей Григорьевич

Наглядевшись на представление, мы с Трофимом нырнули в универмаг, пронизав завесу прохладного воздуха, и побрели вдоль стоек, обсуждая ассортимент. Народу хватало — многие и заскакивали сюда, чтоб отдохнуть от жары, а без покупки уходили редко. Как всегда, бородач интересовался у меня новинками, которые не добрались еще в наше захолустье. В отличие от Аскольда, он не искал легкой наживы, но в торговле важно опередить прочих — хоть на чуть.

Из его товаров меня насмешил «Коба», средство от тараканов.

— А средство против Коб не знаешь? — спросил я. — Похоже, это случай, когда лекарство горше болезни.

— Средств-то хватает, — ответил Тимофей. — Спроса нет. Вот «Кобу» разбирают за милую душу.

— А тебе лишь бы заработать!..

— Money-money, — уважительно произнес он. — Нынче за все приходится платить. Знаешь, сколько стоит кило железа? Пару-тройку мэнчиков.

— Получается, по твоей лавке разбросаны двадцатки да полусотни, — заметил я, кивая на стенд с гантелями. — Чего ж не запираешь в сейф?

— Ты вот зубы скалишь, а давеча один пытался вынести за пазухой пудовый блин.

— Ого!.. Наверно, не хиляк?

— Так ведь и я не слаб!

— Отделал его, да? Все ж ты куркуль.

— Конечно, не «милосердный самарянин», — спокойно признал Тимофей. — Зато не халявщик, как многие. Чужого мне не надо, но и свое за так не отдам.

— Жадный, да?

— Жадный — кто разевает рот на чужое. А я уж тогда скупой.

— Тоже ведь не достоинство?

— Я тот, кто есть. И не строю из себя благодетеля, лишь бы обирать ближних. По нынешним временам и честность — много.

— Похоже, достали тебя ворюги, — заметил я.

— Да уж, — вздохнул он. — Я чаял, тут мы достигли предела, отмеренного людям, — ан нет. Понятно, когда прут с голодухи, — но ныне-то откуда взбрык?

— Значит, недооценил ты человечью природу. «Нам нет преград».

— Нас губят две вещи, — объявил Трофим. — Зависть да лень.

— И глупость, — прибавил я.

— Это-то ладно, — не согласился он. — Мы не дурее прочих, токмо думать ленимся. И делать тож — покуда нас раскачаешь!.. А ежели кто умыслит да предпримет чего, тут ему и сделают укорот, чтоб не рыпался.

— Так ведь ты лишь и озабочен, как вынудить ближних раскошелиться, по возможности не прибегая к грабежу. Все эти твои подарки, полуоплачиваемые покупки, «счастливые» часы, «карточки покупателя»… Не стыдно играть на слабостях нации?

— Не я это придумал, — возразил Трофим. — И не отсюда это пошло, если разобраться. Хотя у нас такие приманки работают лучше, — добавил он, подумав. — Кто здесь не любит лотерей!..

— Ну, я не люблю.

— А это оттого, верно, что ни разу не выиграл. Тут он угадал: сколько ни навязывали билетов, ни одного серьезного попадания — уж такая судьба. Так что не мне выступать с разоблачениями.

— Вот, что мне нравится, — сказал я, снимая с крючьев двуствольный убойник. — Российская же работа — а какая игрушка!

— Что хорошо, то хорошо, — согласился Трофим. — Но торговать этим, — он подергал за рукав моего маскировочного пиджака, — уволь. Ни один патриот, сколько бы ни надрывался на митингах, не станет покупать себе в ущерб.

— Зато вполне может разгромить твой маркет.

— Дык было б желание — повод найдется.

С сожалением я повесил убойник на место. Черт знает, не люблю ж охоты, тем более на людей, — но к оружию питаю слабость. Атавизм, видимо.

— А как складываются отношения с Двором? — поинтересовался я. — Про бандитов не спрашиваю.

У Тимофея сразу убавилось благодушия — в широком лице, в интонациях.

— Эти обалдуи не угомонятся, покуда не пустят всех по миру, — ответил он. — Их будто не волнует, что станет завтра.

— «Завтра была война», — сказал я. — Или общее благоденствие, как нам обещают. В любом случае, далеко загадывать не стоит.

В глухом гомоне, наполняющем магазин, выделились голоса, донесшиеся от одной из касс.